Были же в древние непросвещенные века люди, уверявшие, будто могут сводить бородавки. Они «покупали» их за монетку, «выменивали» за какую-нибудь вещь, заговаривали – и случалось, бородавки постепенно сами пропадали.

Может быть, эти необычные люди тоже слушали гоблинов?

Чуть слышно скрипнула дверь, и Вебстер сел прямо.

Из темноты прозвучал голос:

– Вам удобно, сэр? Может быть, чего-нибудь пожелаете?

– Дженкинс?

– Он самый, сэр.

Темный силуэт крадучись вошел в спальню.

– Пожелаю, – сказал Вебстер. – Мне хочется поговорить с тобой.

Он пристально посмотрел на металлическое существо, стоящее возле кровати.

– Насчет собак, – добавил он.

– Они стараются изо всех сил, – сказал Дженкинс. – Нелегко им приходится. Ведь у них никого нет. Ни души.

– У них есть ты.

Дженкинс покачал головой:

– Но ведь этого мало. Я же только… ну, только наставник, и все. А им люди нужны. Потребность в людях у них в крови. Тысячи лет человек и пес были рядом. Человек и пес вместе охотятся. Человек и пес вместе пасут стада. Человек и пес вместе сражаются с врагами. Пес караулит, пока человек спит, человек отдает псу последний кусок. Сам голодный, а пса накормит.

Вебстер кивнул:

– Что ж, пожалуй, ты и прав.

– Они каждый вечер перед сном говорят о людях, – продолжал Дженкинс. – Садятся в кружок, и кто-нибудь из стариков рассказывает какое-нибудь старинное предание, а все остальные сидят и дивятся, сидят и мечтают.

– Но какая у них цель? Чего они хотят добиться? Как представляют себе будущее?

– Какие-то черты намечаются, – ответил Дженкинс. – Смутно, правда, но все-таки видно. Понимаете, они ведь медиумы. От роду медиумы. Никакого расположения к механике. Вполне естественно, у них же нет рук. Где человека выручал металл, псов выручают призраки.

– Призраки?

– То, что вы, люди, называете призраками. На самом деле это не призраки. Я в этом убежден. Это жители соседней комнаты. Какая-то иная форма жизни на другом уровне.

– Ты допускаешь, что на Земле одновременно существует жизнь на разных уровнях?

Дженкинс кивнул:

– Я начинаю в это верить, сэр. У меня целый блокнот исписан тем, что видели и слышали псы, и вот теперь многолетние наблюдения складываются в какой-то узор. – Он поспешно добавил: – Возможно, я ошибаюсь, сэр. Ведь у меня нет никакого опыта. В старые времена я был всего лишь слугой, сэр. После… после Юпитера я попытался что-то наладить, но это было не так-то просто. Один робот помог мне смастерить нескольких маленьких роботов для псов, а теперь маленькие сами мастерят себе подобных, когда нужно.

– Но ведь псы только сидят и слушают.

– Что вы, сэр! Они много чего еще делают. Стараются подружиться с животными, следят за дикими роботами и мутантами…

– А много их, этих диких роботов?

Дженкинс кивнул:

– Много, сэр. По всему свету разбросаны в небольших лагерях. Это те, которых бросили хозяева, сэр. Которые больше не нужны были человеку, когда он отправился на Юпитер. Объединились в группы и работают…

– Работают? Над чем же?

– Не знаю, сэр. Чаще всего машины изготовляют. Помешались на механике. Хотел бы я знать, что они будут делать со всеми этими машинами. Для чего они им нужны.

– Да, хотелось бы знать, – сказал Вебстер.

Устремив взгляд в темноту, он дивился – дивился, до какой же степени люди, запершись в Женеве, потеряли всякую связь с остальным миром. Ничего не знают о том, чем заняты псы, не знают о лагерях деловитых роботов, о замках страшных и ненавистных мутантов.

«Мы потеряли связь, – говорил он себе. – Мы отгородились от внешнего мира. Устроили закуток и забились в него – в последний город на свете. И ничего не знали о том, что происходит за пределами города. Могли знать, должны были знать, но нас это не занимало.