– И к тебе приходил?

– Нет, наш участок ему не нужен. Вот здесь, на холме, возле криниц он хочет строиться. Говорят, какой-то дом отдыха, но на самом деле – ребята на работе говорили – бордель.

– Что-о-о? – возмутилась я.

– Бордель. Блядюшник.

Нет слов, молчание.

– А что же милиция, власти? – спросила я неуверенно.

Толик только пожал плечами.

Лялька молодая выудила из миски кусочек окорока и с наслаждением откусила.

– Знаешь, – сказала Ульянка, когда мы возвращались домой. – А вот у этого Ивана был мотив желать бабушкиной смерти. Могу себе представить их разговор с бабушкой. И, кажется, он из тех, кого сомнения и совесть не мучают.

– А сегодня у него, как я понимаю, появился мотив желать и нашей смерти. И это взаимно.

Взаимно? Я кривила душой, правду некуда деть. Я кривила душой перед моей проницательной сестрой, желая скрыть истину: Иван Дмитрич мне понравился, и даже очень.

На лице Ивана запечатлены тайные символы. Есть лица пустые. Есть лица, полные тяжелого семени. А есть лица, на которых тайные символы. Эти – самые привлекательные. Вот такое лицо у Ивана. Лицо, осанка, непустые глаза – я всегда составляла свое мнение о людях с первого взгляда. Мало кто с первого взгляда понравился мне так, как Иван. Конечно, мы не продадим ему дом, но зачем Ульяна говорила с ним так резко?

«В человека с таким лицом можно влюбиться, более того, его можно любить», – думала я, замужняя и верная жена, молча дефилируя долиной рядом с сестрой. Не верю в то, что про него болтал Толик. Просто ему завидуют.

Когда мы пришли домой, забытый Ульянин мобильник, надрываясь, аж прыгал по кухне, а к забору подруливал Ленкин автобусик.

Ульянка, поговорив по телефону, вернулась к нам задумчивая, объяснила:

– Мне нужно завтра на денек в Минск, срочно вызывают.

– Ну так что ты киснешь? – спросила я. – Съезди, раз нужно.

– Не очень хочется здесь вас оставлять.

– А что, есть какие-то новости? – поинтересовалась Ленка. – Как у вас здесь вообще обстоят дела?

– Да без особых перемен, – пожала я плечами, – можно сказать.

– Ох, надо поговорить, – Ленка взглянула на часики, – у меня есть десять минут. Прежде всего, Алка, ты больше неопознанных летающих объектов не видела? Ну там смерти или еще какой женщины в белом?

– Иди ты к черту! Можете считать меня ненормальной, но, пожалуйста, не в глаза! Это не глюки! Я не была тогда пьяной, я потом выпила. И я, действительно, видела какую-то мумию за границей. И хватит уже, Ульяна, выставлять меня на посмешище и делать из меня дуру.

– Чего ты разошлась? Я передала Ленке то, что ты рассказывала, она спросила у тебя… Кто здесь делает из тебя дуру? Но к нам уже явился визитер похуже женщины в белом, – сестра повернулась к Зарницкой. – Этот уже и мне в глаза бросился.

– Буквально? – подняла брови Зарницкая.

– Пока нет, – и Ульянка рассказала про разговор с Иванам Миитричем.

– Значит, это правда, – помрачнела Ленка. – Мне говорили, что Куколь хочет строить где-то центр отдыха, я даже видела проект… Честно говоря, даже слышала, что в Добратичах, но надеялась, что нас минет чаша сия…

– Так ты его знаешь? И у него собак лечишь?

– У него животных нет, но жить в Бресте и не знать Куколя невозможно, – ответила Ленка.

– Расскажи.

– Да особо и нечего рассказывать. Я с ним, Куколем, мало сталкивалась. Ну, богатый. Основал премию «Брестчанин года». Коттедж у него в Вычулках, кажется. Слухи про него ходят разные. Однажды в одной компании, в гостях, слышала, как один такой Куля доказывал, сидя в бане, что Куколь – главный здешний бандит, причем бандит, как говорится, вне закона.

– А Куля – это кто? – поинтересовалась Ульяна.