«Каждая вещь здесь имеет значение», – пронеслось у меня в голове, пока я оглядывал облупившуюся позолоту на мебели и фарфоровые фигурки, покрытые слоем пыли. Всё выглядело так, будто когда-то здесь кипела жизнь, но сейчас всё постепенно увядало, скрывая что-то важное.

– Слишком много роскоши, скрывающей что-то тёмное, – пробормотал я себе под нос, потому что, чёрт возьми, иногда мне просто нужно озвучить свои мысли, чтобы начать складывать картину.

Моя рука скользнула по резному карнизу, и я ощутил под пальцами мелкую трещину. «Хрупкость самой Лилы отражена в этих стенах», – подумал я, щурясь на слой пыли. Даже пыль казалась здесь неслучайной, как если бы она была частью какой-то тщательно продуманной игры. Это всё будто кричало: «Смотри внимательнее, Корбин».

Я перевёл взгляд на мольберт у окна. Полузаконченный эскиз казался бессмысленным без контекста, но меня заинтересовала рама. Я наклонился и заметил тонкие царапины. «Художник спешил?» – подумал я. Это могло быть важно. Люди всегда спешат, когда что-то не так.

– Высококачественные материалы, но кто-то работал впопыхах, – пробормотал я, словно пытаясь донести до себя, что здесь каждый штрих значил больше, чем кажется. – И что же это за спешка?

Я медленно подошёл к туалетному столику. Вещи были разбросаны, но не хаотично – скорее, это выглядело как организованный беспорядок. Частично заполненные альбомы для зарисовок, разбросанные карандаши, открытые флаконы духов.

«Организованный хаос, – размышлял я, осматривая пространство. – Сочетание сосредоточенной работы и… внезапного ухода?»

– Что это? Поспешный отъезд или нечто более зловещее? – пробормотал я, взяв в руки карандаш. Он был сломан, словно его резко отбросили.

«Может, её прервали», – мелькнуло в голове.

– Так, что же здесь произошло? – едва слышно произнёс я, больше думая вслух, чем задавая вопрос кому-то конкретному. Я двигался медленно, внимательно осматривая пространство. Не пропуская ни одной мелочи.

Взгляд зацепился за рамку с фотографией, которая едва виднелась среди аккуратно разложенных предметов. Она была смещена – совсем немного, но я сразу это заметил. Маленькая безделушка частично её скрывала, и это вызвало у меня сомнения.

– Намеренно или случайно? – произнёс я, убирая безделушку, и теперь внимательно разглядывая фото.

Я осторожно взял рамку в руки. Треснувший лак на раме говорил о времени, пренебрежении и, возможно, о чём-то ещё. На снимке я увидел Серафину. Она стояла рядом с мужчиной, которого я узнал почти мгновенно. Её улыбка выглядела вымученной, будто её заставили позировать.

– Виктор Мартел, – прошептал я, разглядывая его лицо на фотографии. Это не могло быть совпадением. Мартел был известной фигурой в этих кругах, и он явно не просто случайный знакомый.

«Так вот где кроется ключ», – осознал я, глядя на фотографию. Серафина и Мартел. Это меняло всё. Внезапно вся картина начала складываться в моей голове.

– Лила говорила про тайные встречи и странные переговоры, – пробормотал я. – Теперь всё становится яснее.

Я поставил фотографию обратно, аккуратно убрав безделушку на место. «Эти мелкие детали многое могут рассказать», – подумал я, подходя к окну и задумчиво глядя на капли дождя, стекающие по стеклу.

Дождь не прекращался, и в этом было что-то символичное. Этот дом был словно окутан не только водой, но и тайнами.

– Серафина оказалась в ловушке, – произнёс я, ощущая нарастающее напряжение внутри. Теперь у меня была зацепка. Мартел мог быть ключом ко всему этому. – А Лила… Лила просто боится, что её сестра не вернётся.

Я знал, что должен двигаться дальше, но каждое мгновение в этой комнате приоткрывало всё больше деталей. Я чувствовал, что Лила что-то упустила в своих рассказах. Или, возможно, просто не могла сформулировать. У меня был опыт в таких делах – люди часто теряются в своих эмоциях, особенно когда речь идёт о семье.