Да, так я о чем толкую: в нашей жизни все решает скорость. Все мы гонщики в одном огромном ралли. Сейчас к экзаменам по мастерству без испытания на скорость никого не допускают. И это во всем – играешь ты в хоккей, водишь спецмашину, защищаешь какие-нибудь там диссертации или ловишь преступников. Мчимся мы по этапам как оглашенные, и судье-хронометристу наплевать, по проселку ты сюда прикондехал или по автобану прикатил, у него один отсчет: фора – три минуты, движение идет по графику, или 36 штрафных баллов за опоздание.

Жаль, конечно, что Тихонова жизнь на скорости не волнует, много он от этого теряет. Он из-за этого сыщиком великим не станет и в чины большие не продвинется. Но правда, каждый сам себе дорогу выбирает. Ему по душе тихий скок полированных коней на шахматных клетках, а по мне не может быть слаще мига, когда у тебя в моторе бешено заревели сто осумасшедшевших лошадей, которых я враз вздыбил безжалостной шпорой акселератора и под захлебывающийся вопль сирены погнал с Петровки, по асфальту, по улицам, через жизнь…

… – Товарищи дежурные, внимание! Внимание! Говорит Севергин! Все взяли трубки? Передаю сообщение. Прошу информировать все сберегательные кассы, расположенные на вашей территории, о необходимости внимательно присматриваться к клиентам, которые будут продавать трехпроцентные облигации десятирублевого достоинства, свернутые трубкой. Пачка облигаций может быть завернута в коричневую бумагу и перевязана красной шелковой ленточкой от конфетной коробки. Листы облигаций старые, мятые, на многих – сальные пятна. В случае возникновения подозрения принять меры по задержанию клиента. Отбой…

Желто-синий кораблик наш вспарывает уличное движение будто нож. Смешной бойкий парень Задирака гонит машину удивительно быстро, плавно и красиво. Может быть, водить автомобиль – это тоже определенный дар? Задирака поворачивает ко мне острый профиль – сверкающая шитьем фуражка чуть набекрень, кокарда ровно посредине лба – и говорит со сдержанным вызовом:

– А вы знаете, Маргарита Борисовна, что с шоферской профессии начинается стирание грани между трудом умственным и физическим?

– Да-а? – удивляюсь я.

– А как же иначе? От физического труда у меня – только педали нажимать и баранку подворачивать. Все остальное – чисто умственное. Глазомер, реакция, контроль дорожной обстановки…

– Мне кажется, что твой труд скорее стирает грань между городом и деревней, – сказал без улыбки Тихонов. Похоже, что он недолюбливает шофера.

А мне этот парень чем-то симпатичен – в нем бьется одновременно тысяча сердитых быстрых пульсов еще не удовлетворенных желаний и неосознанных стремлений, он весь в непрерывном движении, он искрит, как заряженный аккумулятор.

Мчится по улицам наш желто-синий кораблик, похрипывая сиреной, «дворники» сбрасывают со стекла дождевые капли. Мне хочется всмотреться получше в лицо Стаса – такое же, как в последнюю нашу встречу, грустное и сердитое, беззащитное и неприступное. И это только в первый момент мне показалось, что он совсем не изменился. Но как-то неловко рассматривать его в упор, и я потихоньку подглядываю в зеркальце над лобовым стеклом. В его лице появилось что-то несовместимое – грустно-спокойный взгляд и чугунные желваки на скулах.

Ах, Мнемозина, прекрасная и строгая богиня памяти! Как долго ты не давала мне покоя своими вестями из прошлого, как долго сомнения и раскаяние заставляли все прикидывать и оценивать заново, и горечь от собственной глупости, боль от сознания своей эмоциональной неповоротливости чуть было не стали ощущением мира вокруг меня.