Аня улыбнулась в ответ.

– Тебе бы побриться, русский дух, а то в следующий раз не узнаю.

– Было бы время, – горько усмехнулся муж. – Мне пора идти. Боевые позиции – они как профурсетки: долго ждать не будут, – попытался пошутить напоследок Олег, а у Ани на глазах снова начали появляться соленые капельки.

– С тобой все будет в порядке?

– Да что станется-то? Вы берегите себя. Я за вас переживаю больше всего. Если будут стрелять, ты знаешь, куда прятаться.

Он пригнулся. Автоматы трещали, пули впивались в стены, ломались стекла. Фоном звучали взрывы артиллерийских снарядов. «Наши бьют», – подумал Олег и поменял магазин. А здесь, в поселке, идут бои. «Скоро патроны кончатся, и придется в рукопашную идти, – хмуро пронеслось в голове. – У нас раньше кончатся». Дом, в котором они держали позицию, находился сразу за поворотом, широкая дорога вела в осаждаемый город. Задача – не допустить прорыва противника. «Господи, да какой день мы уже держим этот участок. Сколько этих попыток было!» – вздыхал Олег. Конца и края этому не видно.

Противник смог закрепиться в нескольких домах на другом конце улицы. И никак выбить его не получалось. Остается обстреливать друг друга. Олег удивлялся, как эти ветхие хижины могут выдержать всю ярость огня. Единственная защита – старые, покосившиеся еще до войны дома. Многие пострадали – проломленные ржавые крыши, битый шифер, на осыпающихся стенах копоть. Но они держались. Как и люди.

Жарко на улице, все тело горит, пот льется ручьями. Всюду пыль и грязь, ладони липкие, на зубах чувствуется песок. Вот бы немного воды, чтобы умыться. Но времени ее искать нет. Моментами он мог поддаться страху, всего на секунду. Но его выручал опыт и доведенные до автоматизма действия. Олег переместился в угол пустого дома, откуда можно было увидеть позицию противника. Эта часть чужого жилища пострадала больше всего, она подвергалась нещадным обстрелам. Солнце проникало сквозь разбитую стену, просветы делали ее похожей на шахматную доску. Затем ополченец покинул свое убежище и проник в соседний двор, осторожно, пригибаясь, вошел в растерзанное здание. Прицелился и несколько раз выстрелил из импровизированной бойницы. Ушел из одинокого дома. Люди покинули эти здания из-за близкой опасности. Остались жить те, чьи дома были далеко в конце улицы. В часы затишья они осторожно выбирались из укрытий и пытались узнать о положении. А оно было бедственное.

Олег прошел по внутренней узкой улочке за домом, даже асфальта здесь не было. Присел, оперся о покосившийся забор, вытер рукою пот. Перевел дух. Думал о сыне. Думал о том, что у его противников тоже есть сыновья. Прошел дальше по улочке и проверил замаскированную растяжку. Если неприятель попытается обойти с тыла, то очень пожалеет об этом. Вернулся к своим.

Вспомнил о брате, который тоже хотел вступить в ополчение. Олег резко возразил и был непреклонен. Вова не понимал, хотел быть рядом со старшим братом, защищать дом вместе с человеком, который был образцом для него.

– Нет.

– Почему? Ты же решил сражаться! Я тоже сделал свой выбор.

– Нет.

– Да мне плевать на твое мнение! Я все равно стану ополченцем!

– Нет. Я сделаю так, что не станешь.

– Я должен быть рядом с тобой!

– Тебе нечего делать на войне.

– Да почему? Почему?

Олег не сдержал эмоций:

– Да потому что! Кто присмотрит за моим сыном, за женой? Ты разве этого не понимаешь? Может случиться что угодно. Ты о матери подумал?

– Значит, так?.. Значит, ты уже распрощался…

– Нет… но это война. И может случиться всякое. У всех своя роль, Владимир, – Олег редко называл брата полным именем. – Своя роль у каждого. И не надо идти против нее. Ты умеешь стрелять? Или у тебя отличное здоровье? Воин – это я, а не ты. Я не хочу, чтобы ты все это видел. Поверь мне. Ты – священник! Моя задача – спасать жизни людей, а твоя – их души.