И, наконец, главная трудность. Школьная педагогика рассчитана не на всех, а только на способных и нравственных людей, и предполагается, что педагог именно таков. Но ведь родители очень разные, есть среди них и безнравственные, и никакие методы им не помогут.

– Но как тогда быть молодым родителям, которым сейчас надо решать свои проблемы? Не ждать же, пока появится эффективная массовая педагогика для всех.

– На их месте я бы не искал чудодейственных педагогических методик, которых просто нет, а задумался бы: что я должен знать про самого себя, чтобы у меня выросли хорошие дети?

По-моему, критерий, который определяет успехи воспитателя, заключается в том, верит человек в правду или нет. Если да, то его дети, как правило, вырастают хорошими. Если же никто в семье не верит в неё, то дела плохи.

Этот вывод может показаться банальным. И тем не менее…

По каким законам живёт школа?

Школьница из Пермской области Ольга Никонова провела на этот счет специальное исследование и пришла к выводу, что наша типичная школа живет по законам зоны (кстати, эта работа вошла в число лучших на Всероссийском конкурсе, который уже много лет проходит на базе одной из московских школ). С таким выводом согласен и москвич Александр Наумович ТУБЕЛЬСКИЙ, заслуженный учитель России, генеральный директор научно-педагогического объединения «Школа самоопределения», президент Ассоциации демократических школ России. Но школа, которую он возглавляет, нетипичная, и потому здесь установили свои законы, для свободных людей. Как это удалось?


– Когдa меня спрашивают, как избавиться в школе от законов зоны, я говорю: избавление – внутри каждого из нас, от директора до ученика, – говорит Александр Наумович. – Если взрослый действует, как надзиратель, то даже самые хорошие законы останутся на бумаге. Ему надо менять себя, потому что дети острее нас чувствуют справедливость. Альтернативой школьной казарме должна стать школа демократическая. Причем учить демократии надо не по книжкам, а создавать здесь такой уклад, чтобы росли будущие граждане, а не «деды».

– Давайте лучше поговорим о практике. Разве у вас не бывало случаев, когда, к примеру, старшеклассники вымогают деньги у малышей? Или крадут приглянувшиеся вещи у соседа?

– У нас бывало всякое. Лет 15 назад, когда я только пришёл сюда, мне регулярно били стекла в кабинете. Те самые ребята, от которых стонут многие школы. Теперь у нас хулиганов нет. Мы от них не избавлялись, они сами перевелись, потому что у детей есть защита – школьный закон о защите чести и достоинства. Лет десять назад его обсуждали и принимали все ребята на общем сборе. Обсуждали, что такое честь, что такое достоинство и как их защищать. С тех пор ребята ежегодно выбирают суд чести – самых справедливых учеников и учителей. И каждый школьник может обратиться туда. Был, например, такой случай. Мальчик дежурил по раздевалке и намеренно небрежно подал девочке куртку так, что умудрился испортить, да ещё и нагрубил. Дело кончилось судом. Вариант чистки не прошел, и парню пришлось заработать деньги и оплатить стоимость куртки.

Причем ещё ни разу не было такого, чтобы кто-то пытался отомстить обратившемуся в этот суд.

– Чудеса… Выходит, в не слишком законопослушной стране удалось создать этакий правовой оазис?

– Дело тут, конечно, не столько в суде, сколько в общей атмосфере уважения, любви к человеку. Я хочу, чтобы ребёнка ничто не раздражало, как это часто бывает в обычной «зоновской» школе – от окриков училки до туалета, где ты сидишь на толчке, как петух, а все на тебя смотрят. И постоянный страх перед выговором. Я понимаю, что когда пацан колотит окно директора, то у него какая-то проблема, которую он не может выразить, и всё зло видит во мне. Но зато теперь я знаю, что кому-то плохо, И должен понять, кому и почему. Поэтому меня очень интересует, чего боятся ученики и их родители: ведь я всё время связан школьными страхами. Как я могу экспериментировать, если родители говорят: да, мальчик выпустил прекрасную книжку стихов, а в сочинении, между прочим, у него четыре ошибки. Не поступит в институт, пойдёт в армию, погибнет…