– В походную колонну! Повзводно! Первый взвод, прямо, остальные – налево! Шагом арш! – разнеслась над частью команда, вспугнув на деревьях ворон.

Под хриплые звуки духового оркестра колонны солдат пошли маршем перед трибуной, на которой стояли три толстяка.

– Вы слышали последний анекдот про Сталина, Виктор Петрович, – обратился Гнедко к командиру части.

– Нет.

– Оживили Сталина. Собрались вокруг него члены политбюро и говорят: «У нас между Азербайджаном и Арменией война за Нагорный Карабах. Что делать, Иосиф Виссарионович?» Сталин закурил трубку, подумал и говорит: «Надо объединить эти республики в одну». С ним не соглашаются: «Товарищ Сталин, между ними опять возникнет спор, где быть столице в Баку или в Ереване». Сталин затянулся и утверждающе произносит: «В солнечном Магадане у них столица будет».

Ховчин лишь утвердительно хмыкнул, а Грибовский притворно захихикал, так как уже слышал этот анекдот.

– Сегодня мороз не такой сильный как вчера, – сказал полковник начальнику штаба. – Первую и вторую роту отправить на стрельбище и патронов не жалеть.

Солдаты подходили на рубеж пятерками, отстреливали по мишеням десять патронов и уступали свое место другим. Завьялов отстрелялся неплохо и, получив еще патронов, готовился ко второму заходу. Невдалеке он увидел, как пожилой, сухой, как вяленая вобла, прапорщик Дроздовский распекает Джавхаева, недавно назначенного гранатометчиком.

– Тебе приходилось, ефрейтор, в детстве из рогатки пулять?

– Да.

– Ты же повыше цели брал, когда стрелял! Так и здесь нужно чуть повыше прицел брать! А ты словно из автомата стреляешь и под низ мишени метишься, вот от этого и недолет выходит, граната же не пуля, она тяжелая. А гранатомет, ефрейтор, это грозное оружие пехоты, во время штурма Берлина танковый полк за два дня сгорал от немецких фаустпатронов. А ты мне, Джавхаев, из гранатомета пукалку бесполезную делаешь.

Аслан скрипел зубами, но молчал.

– Чтоб со второго выстрела макет танка был поражен, иначе ты у меня из караулов не вылезешь.

Закинув за спину гранатомет с учебной болванкой и шепотом послав прапорщика на три буквы, Джавхаев направился к огневому рубежу.

В армейском клубе перед Новым годом творилось небывалое. Командование части для сплочения офицеров в приказном порядке постановило совместно встретить Новый год. Откидные кресла были убраны, из столовой принесли столы и составили в один ряд как на деревенской свадьбе, для детишек постарше поставили отдельные столики. Офицерские жены, суетясь, сервировали стол принесенными из дома салатами, маринадами и приправами. Каждой хозяйке хотелось в этот день блеснуть своими кулинарными способностями.

Возле сцены стояла высокая пушистая ель. Наряжать ее было поручено Завьялову. Гирлянды он уже развесил и теперь водружал на ветки стеклянные шары и сосульки. Помогать ему вызвалась библиотекарша Лера.

Игорю раньше приходилось сталкиваться с Лерой в библиотеке, куда он в последнее время частенько заглядывал. Валерии шел всего лишь двадцать третий год, и Игорь покрывался румянцем, когда протягивал ей выбранные им книги.

– Сергеев-Ценский «Севастопольская страда», – говорила она тогда Завьялову, записывая выбранные им книги. – И вы можете такое читать? Это же скучно.

Валерия всегда обращалась к солдатам на «вы» и это было так приятно, что Игорь, еще больше покрывшись румянцем, пробурчал:

– Мне нравятся исторические романы.

– Я вам лучше дам почитать Булгакова. Недавно получили его книгу, и я сама только прочла и больше никому не давала.

По вечерам при слабом свете дежурного освещения ефрейтор два раза подряд запоем перечитал «Мастер и Маргарита», и Маргарита Николаевна в его воображении почему-то обрела образ Валерии Николаевны, впрочем, в романе отсутствовало точное описание героини, кроме красоты и косящего глаза.