– До следующего собрания мы произведем все расчеты, проанализируем ресурсы, создадим рабочую группу. И подробно расскажем, во сколько обойдется этот проект. Строительство и перспективы расходования электричества в будущем. Пока я прошу всех расходится. А тебя, Нани, пройти со мной.
Собравшиеся посмотрели на меня удивленно. Впервые Мил позвал кого-то после собрания. Руки затряслись еще сильнее, а я-то надеялась, что все страшное уже позади! Впрочем, на размышления времени не было, он уже быстро направился к выходу.
Пять длинных коридоров и четыре поворота спустя мы оказались в неприметной комнате, где стоял старый диван, стол с приборами, простой чайник, несколько чашек. Поразительно, насколько чистым было все вокруг. Обычно от ученых ожидают куда больше бытового беспорядка.
– Садись, передохни. Ты чего как сжалась? Я просто подумал, что тебе не хочется стоять среди толпы, и увел подальше от людей. Отсюда видно выход из университета, сможешь тихонько проскользнуть, как все уйдут.
– Я думала, ты хотел что-то сказать по поводу моей идеи.
– Думаю, это не была твоя идея.
– Ты считаешь, что я не в состоянии придумать что-то стоящее?
– Нет нет, акцент на слове идея. Скорее, это было твое воспоминание. Когда-то ты уже стояла перед этими небоскребами, только они сияли огнями. Открою тебе секрет, этот образ фигурировал ни в одном воспоминании из тех, что я просмотрел. И почти везде башни были электрифицированы.
– Ты же знаешь. У меня ни разу не было воспоминаний из взрослой жизни. Только детские образы, как картинки. Ничего серьезного, осознанного. Пара зданий – вот, что нам удалось добиться за тридцать лет. Такое чувство, что мой мозг крепко заблокировал до.
– Поэтому я и зову тебя только на обед, а не в лабораторию. Ты уверена, что это не воспоминание? Ты же знаешь, мы не можем фантазировать, не способны придумать с нуля. В этом главная сложность, даже я не могу изобретать и что-то менять в аппарате, только день за днем терзаю себя, заставляя вспомнить как же он работает!
– Может это из-за книг? Я постоянно тренирую мозг, заставляя его создать какой-нибудь забавный сюжет. Быть может фантазирование – это такой же навык, как язык или письмо. Или езда на снегоходе? Просто нам, постоянно борющимся за выживание, было как-то не до этого?
– Как-то не до этого? – Мил рассмеялся, – нет, ну вы только посмотрите на нее! Хочешь сказать, что весь город за тридцать лет не смог придумать ну абсолютно ничего только потому, что людям было некогда?
– Ну да, – я удивленно смотрела на его, сложившегося пополам от хохота, – ты в порядке?
– Прости, Нани, – он вытер слезы тыльной стороной ладони, подняв очки, – давно не слышал ничего забавнее. Ладно, я очень стараюсь тебя не смущать.
Какое-то время мы сидели молча. Я перебирала мохнушки пледа, Мил смотрел в окно. Мне нравится, что с ним можно ничего не говорить. Некоторые люди как будто заполняют словами тишину вокруг, не выносят пустого от звуков пространства. Другие же так наполнены, что не нуждаются в дополнительном гуле. Жаль, среди моих знакомых таких очень мало.
Одернув занавеску, Мил повернулся:
– Думаю, последний человек ушел. Скажи, ты бы хотела присутствовать при разработке моста и расчете электрификации?
– Знаешь, я, конечно, вообще ничего не понимаю в этом. Но, все же эта идея принадлежит мне. Поэтому да, хотела бы.
– Мне понадобится время, чтобы собрать всех в лаборатории. Думаю, день – два не больше. Когда выберем дату сбора, я напишу тебе на планшет, хорошо?
– Договорились. Думаю, Тана отпустит без проблем. Хотя, ей бывает нужна моя рука. Удобно носить книги, – пояснила я, видя непонимание на лице Мила.