Мой Питер, только я и ты!
Мои года с тобою в вальсе всё кружатся.
Фонтанами объятий обними, их брызгами
холодными обвей…
Трёх революций ты есть колыбель…
Любимый город, каплями дождя навей
Сонатой лунной, белой из ночей.
Аккордов августа финал
Аккордов августа финал…
Они витают где-то близко.
Уж скоро осени причал,
На улице промозгло, слизко.
В седой печали облака,
И плачут небеса дождями…
Зеркально плещется река,
От лайнеров на вóлнах пряди.
В тумане шпили позолоты
Ласкают и цепляют взор.
Сокрыта крепости потéрна[2]…
А с крыш прекраснейший обзор.
Здесь дух времён соединенье:
Тут усыпальницы царей…
В войну держали подкрепленье…
Сейчас раздолье для очей.
Особый воздух, трепет чувства,
И до мурашек бьёт озноб.
Смиряли в казематах буйства.
Легендой дышит каждый столб.
Пропитаны историй планы…
Мелодий колокольный звон…
Петра Великого куранты…
Остановился ход времён.
Дыханьем осени уж веет…
В палитре серые тона.
Но солнце всё же ещё греет,
Мелькая через облака.
Под перезвоны карильона[3]
На шпиле Ангела дозор.
Под вальсы нежны Мендельсона
Течёт история времён.
На флейте водосточных труб
На флейте водосточных труб
Играл ноктюрн повеса-ветер,
Бывало, он, конечно, груб
С зонтами дамскими, как веер.
Он рвал в лохмотья их из рук,
Из пальцев, что вцепились хватко,
И складывал, крутил их в прут,
И приходилось им несладко.
Стараясь дамам угодить,
Свистел в ушах, как соловей.
И весело скрывал им шали,
Укутавших тепло плечей.
Дождём чуть брызгал на ресницы
И омывал их, как росой.
Забавно с юбками кружился…
И кружево носил волной,
И дул, заигрывал, вертелся…
Цеплялся в поцелуе губ
За флейту ржавых и старинных
Ревнивых водосточных труб.
А дождями снова плачет Питер…
А дождями снова плачет Питер,
В водостоках с ветрами кружа.
Достаю из шкафа тёплый свитер,
Осень – это осень, не зима.
То проглянет луч ненáдолго, украдкой
И по-летнему порадует теплом.
Но прогнозы объявили кратко,
Изморозь покроет серебром
Травы, не увядшие до срока,
Изумрудом стелющих ковром…
До лесов, докуда видит око,
И дожди десертом на потом.
Серебристые, косые и грибные…
Но уже холодные как лёд.
Листопада листья золотые
С вальса переходят на фокстрот.
И багрянцем вновь горят рябины,
И стыдливо рдеют в ветренной любви.
И от холода дрожат уже осины…
Не поют уж больше в роще соловьи.
Журавли прощальным клином в небе…
И слезинка просится из глаз…
К вечеру мосты разводят где-то…
И на улице звучит знакомый джаз.
Чижик на Фонтанке по привычке
Заработал меди на пятак.
Осень в организме в каждой клетке…
Для сугрева – старенький кабак.
Или капучино, может, мокко.
Старый, со скамейкой, Катькин сад…
Листья, облетевшие до срока,
Лишь каштаны держат свой фасад.
Вновь дождями плачет старый Питер…
Тарабанит в стёкла, крыши и зонты.
Не спасает старый тёплый свитер,
И, наверно, больше не согреешь ты.
Утро, в котором тебя уже нет
Невский. Брезжит рассвет в ночи.
В небо устремлены мечты.
Нас, увы, не свела судьба.
Один. В этом чья вина?
Утро. Жемчужное. И накатила волна.
Жизнь всем наделила сполна.
Грезишь мною напрасно. Ты наяву.
Хладнокровна. Любви я уже не жду.
В дымке рассвета утренней зорьки я.
Рябь канала. Луна. И на глазах вуаль.
Прочь, печаль. Сон это или явь?
Топчется конь у арки Штаба сейчас.
Колесница судьбы уже не подвластна. Шанс…
Упустил. Проглядел. Промечтал…
Ангел осуждающе сверху взирал.
Можешь в ушко ему нашептать
Слова о любви… Ангел умеет молчать.
Словно шалью ночь за плечи меня обняла.
Счастлива. Очень? Чуть накатила слеза.
Зябко. С грустью томно встречаю рассвет…
Раннее утро. В котором тебя уже нет.
«Белый вальс над Питером кружит…»
Белый вальс над Питером кружит