После этих слов Бадай подошёл к окну и распахнул его. Неожиданно с улицы повеяло первыми всплесками вечерней прохлады. Стоявшие перед окнами серые фигуры людей, даже не шелохнулись, увидев в окне младшего наставника. Они напоминали засохшие деревья в каменистой пустыне, которые из последних сил вцепились корнями в умирающую землю, ожидая хоть капли спасительного дождя.

Бадай повернулся к Власу, достал пистолет и передёрнул затвор:

– Видишь, на площади стоят люди? Это родители вот этих самых детей. Сейчас, на их глазах, я начну убивать их родителей. По одному, с интервалом в одну минуту, а вы, – он посмотрел на детей, которые готовы были завыть от ужаса, – Должны умолять его пощадить ваших отцов и матерей. От этого человека зависит теперь их жизнь!

И в тот же момент Бадай навскидку выстрелил через окно в толпу людей. Одна из женщин, вскрикнув, упала. Люди, не понимая, что происходит, попытались покинуть определённые охраной места, но были стремительно остановлены предупредительными выстрелами со стороны охранников. Обступив убитую, они застыли в прежних позах, приготовившись к худшему.

В помещении всхлипывания детей перешли в монотонный рёв. Толкаясь, и перебивая друг друга, боясь подойти ближе, они всё же хватали Власа за ноги и, давясь слезами, кричали:

– Дядечка! Попроси! Попроси, дя-я-дечка-а!

Влас стал судорожно извиваться, издавая невнятные мычания.

– Всем молчать! – рявкнул Бадай, подходя к Власу.

Дети тут же, проглатывая всхлипывания и прикрывая лица побитыми цыпками ручками, присели, приученные к суровым наказаниям за неисполнения приказаний.

– Покровский, ведь ты хочешь попросить меня, чтобы я не стрелял? Так? – прошипел Власу в ухо Бадай.

Влас утвердительно закивал головой.

– И ты готов принять все мои требования, и умоляешь, чтобы я назвал их?! – проорал Бадай.

Влас кивал так, как будто через него пропустили электрический ток.

– Ну что ж, ты меня уговорил, – вновь миролюбиво, как закадычный друг, проговорил Бадай. – Начнём с малого. Ты сейчас дашь клятвенное обещание, что не будешь оказывать никакого воздействия на моё сознание и на сознание моего коллеги, который тоже находится здесь, в этой комнате.

Влас никак не прореагировал на слова Бадая, казалось, что он впал в забытьё.

– Хорошо, минута пошла! – сказал Бадай, поворачиваясь к окну.

Влас тут же кивнул головой.

– Вот и славно. Я знал, что ты разумный человек. – Бадай вновь приблизился к Власу, – Сейчас я сниму с твоего рта пластырь, и ты чётко и уверенно скажешь, что не будешь копаться в мозгах младшего наставника Бадая и старшего контролёра Зуба. Ты ведь у нас честный и принципиальный. – После этих слов Бадай резко сорвал пластырь с губ Власа. – Говори, я жду.

Влас, с трудом открывая рот, проговорил:

– Обещаю. Да, я обещаю.

– Ну вот, пока всё. Детей и родителей в изолятор! – крикнул Бадай в окно.

– Высший класс! – выдохнул Зуб, подходя к окну и закуривая сигарету.

Всё это время, пока Бадай разыгрывал виртуозный спектакль, Зуб прислушивался к своим внутренним ощущениям. Но не почувствовав ничего противоестественного, успокоился. Значит, пока всё было в порядке.

Заручившись обещанием Власа, выглядя внешне спокойными, Бадай и Зуб встали перед Покровским. Так Влас увидел их обоих во второй раз, и опять он был беспомощен, беспомощен и беззащитен.

– Ты, конечно, понимаешь, Покровский, – буравя глазами Власа, начал Зуб, – Мы могли потребовать от тебя сейчас многого, если не всего. Но это не наш метод, мы люди жёсткие, но разумные. И пользуемся мы таким методом крайне редко, в особых случаях. И ты наверняка отдаёшь себе отчёт, что ты и есть особый случай. – Зуб выкинул в окно окурок и, выдохнув остатки дыма, продолжил, – Я убеждён, что, обговаривая всё мирно, мы договоримся о многом. Я прав? – Влас молчал, – Ну так я прав, или нет?