Сигруд приподнимает бровь.

– То, что ты описываешь, – говорит он, – смахивает на страшную сказку для детей.

– А я взял да и сунул руку в крови в дыру в реальности! – смеется Кхадсе. – А ты взял да и выстрелил в меня, и пули просто попадали на пол! Я уже не понимаю, во что верить, но знаю – разумно быть осторожным. – Он ухмыляется, как безумный. – Я тебе скажу это проклятое имя, если ты хочешь, дрейлинг. С радостью. И тебе крышка.

Сигруд качает головой.

– Я никогда не слышал о чуде или божественном создании, которое могло бы услышать свое имя с другого конца мира. На такое способно только настоящее Божество – и если ты не собираешься сказать мне, что твой куратор – Олвос, это означает, что ты здорово ошибаешься.

– Думаю, ты сам поймешь. – Улыбка Кхадсе увядает. – И после того как я скажу тебе это имя… старине Кхадсе придет конец. Не правда ли?

– Ты бы сделал то же самое со мной.

– Да. Верно. – Он глядит на Сигруда горящими глазами. – Как ты собираешься это сделать?

– Если бы все происходило двадцать лет назад, я бы тебя выпотрошил. Оставил болтаться здесь с кишками наружу. Это заняло бы несколько часов. За то, что ты сделал с Шарой.

– Но сегодня?..

– Сегодня… я стар, – говорит Сигруд, вздыхая. – Знаю, я таким не выгляжу. Но мы оба старики, Кхадсе, а это игра для молодых. У меня больше нет времени на такие вещи.

– Верно. – Кхадсе смеется. – Я думал, выберусь. Выйду на пенсию. Но от всех этих вещей так просто не сбежать, так?

– Да. Ты прав.

– По крайней мере это ты. Ты, а не один из этих тупых маленьких ублюдков. Тебе не просто повезло. Ты заслужил это. – Кхадсе на мгновение смотрит в пространство. Затем он поворачивается к Сигруду и произносит: – Ноков.

– Что?

– Его имя, – говорит Кхадсе, тяжело дыша, как будто каждый слог причиняет боль. – Его имя – Ноков.

– Ноков? Ноков – и все?

– Да. И все. – Он наклоняется вперед. – Знай, ты умрешь. Что бы ты ни сделал со мной, он с тобой поступит в тысячу раз хуже.

Сигруд хмурится. «За всю жизнь, – думает он, – я не слышал ни о каком Нокове, ни в мире тайных агентов, ни в мире Божеств».

Дрейлинг встает, достает нож и аккуратно приподнимает подбородок Кхадсе, обнажая тонкий белый шрам на горле. Прикладывает черное лезвие к шраму, как будто следует инструкциям к детской вырезке из бумаги.

– И ты это заслужил, – говорит Кхадсе, глядя Сигруду в глаза. – За все, что сделал. Ты и это заслужил.

– Да, – говорит Сигруд. – Знаю. – Потом он резко проводит лезвием по горлу Кхадсе.

Бьет фонтан крови, горячий и влажный. Сигруд отступает и смотрит, как Кхадсе давится и кашляет, как его грудь и живот заливает его собственная кровь.

Он умирает быстро. Не важно, сколько раз Сигруд такое видел – его всегда поражает, как мало секунд отделяют жизнь от смерти.

«Сколько секунд, – думает он, наблюдая за тем, как содрогается тело Кхадсе, – умирала Шара?»

Голова бывшего агента без сил падает на грудь.

«Или Сигню?»

Кхадсе перестает двигаться.

В комнате становится тихо, не считая звука, с которым капает на пол кровь. Сигруд вытирает руки тряпкой, садится на пол и снова вытаскивает список целей Кхадсе.

Он смотрит на последнее имя: Татьяна Комайд. Девочку он видел один раз в жизни, и, наверное, это единственная частица его подруги, которая еще сохранилась в мире.

Бледная континентская девушка наблюдает за бойней из камышовых зарослей у канала. Она медленно начинает взбираться к краю участка, следя, не мелькнет ли что-нибудь в окнах. К счастью, громила увез Кхадсе недалеко – всего лишь на несколько миль вниз по течению. Так как за рекой здесь никто не следит, она без труда движется в нужном направлении, хотя теперь промокла до колен.