– Звучит как шутка.

– Что? Почему?

– Мне безумно интересно, кто тебя так дезинформировал?

– Э-э-э… наш…

Аня не дала Алексею закончить, в ее голосе заиграла недобрая нотка. Она напористо заявила:

– Честолюбцев хотел построить город, который всем будет казаться лучшим – большая разница. Мошногорск не зря носит это название. В древности мошной назвали мешочек для денег. Их изготавливали мошенники, раньше это слово имело значение мастера мошон, а со временем стало синонимом жулика. Первым делом Честолюбцев построил магистраль. Она должна была быть и красивей, и крепче, и шире, чем где-либо в то время, короче говоря, лучше любой другой магистрали, все ради статуса. Украшением ее должны были быть богатые дома. Результат был важнее процесса. Строительство он хотел завершить быстрее, чем кто-либо когда-либо, чтобы выделиться, при этом не имея особенных технологий. Технологии были те же, что и везде, – рабочая сила. Сроки были сжатые, условия для рабочих почти никакие, люди спали мало, питались два раза в день, полная антисанитария и плохое питание сгубили сотни жизней за то время, пока строилась только магистраль. Оттуда и ее название – Юдолевая. От погибших рабочих остались сироты, а делать с ними было нечего. Кормить и растить их за счет города было невыгодно, и Честолюбцев решил извлечь максимум из их безвыходного положения. Он использовал детей как бесплатную рабочую силу, а поскольку заступиться за них все равно было некому, он не ограничивал своего гнилого сознания. Дети работали до изнеможения днями напролет, а при иногородних гостях их прятали в подвалы – никто извне не должен был знать, что за ужас здесь творится. Местные, конечно, знали, но едва ли им было какое-то дело до «выродков черни». Сироты умирали от холода, от голода, от болезней, лечить которые никому даром не надо было. Все улицы этого города залиты детской кровью. Честолюбцев возвел город на крови, отдавая за строительство минимум, а получая максимум! Но некоторые дети все же пережили те времена, они выросли и решили отомстить графу за свои загубленные жизни и за жизни погибших товарищей. Честолюбцева связали, прицепили конец веревки к седлу лошади, и та протащила его по всей Юдолевой магистрали. Он был еще жив, когда оказался на площади перед залом суда, – едва жив. Он хотел схитрить, прикинувшись мертвым, чтоб его больше не трогали, но не тут-то было. Крестьяне не оставили его лежать на площади, а подняли и потащили к обрыву. Там его история и закончилась. Есть легенда, что небо над его могилой обагрилось его кровью, поэтому закаты с обрыва такие яркие… – Аня сделала короткую паузу. Ей было противно осознавать в очередной раз, что она потомок той самой знати. В знак протеста она добавила: – Он заслужил. Он создал город воров, город убийц, город жуликов. А знаешь, что самое главное? – спросила она у Алексея, но не дала времени на ответ, она ответила сама: – С тех пор ничего не изменилось! Добро пожаловать в город мошенников!

Алексей проводил Аню до самого ее дома. Возле главного входа на ступенях стояла Елена Евгеньевна. Она беседовала с человеком в строгом костюме и с очень деловым видом. Аня не удостоила его своим вниманием. У нее в голове словно колокольчик звонил каждый раз, когда появлялась возможность вызвать у матери злость, страх или возмущение. В очередной раз колокольчик зазвонил прямо сейчас, когда Елена Евгеньевна повернулась к дочери с лучезарной улыбкой. Аня резко поцеловала в щеку своего спутника, спрыгнула с самоката и помчалась по ступеням вверх. Пробегая мимо матери, она, к своему удивлению, не увидела на ее лице злости или хотя бы смущения. Она просто стояла как вкопанная и смотрела в пустоту. Даже поздороваться забыла. Видимо, в этот раз Аня просчиталась. Она решила, что это выражение лица матери должно измениться на выражение абсолютного счастья уже через пару секунд, но свою теорию не проверила – пробежала стрелой через вестибюль прямиком к лестнице. По ней как раз вниз спускался дворецкий со стопкой полотенец.