– Небесный, – произнесла Констанца, – у тебя мой автомат… и линия огня лучше, чем у них обоих. Стреляй же.

Все еще лежа и задыхаясь – воздух словно закипал у него в легких, – он поднял автомат и повел стволом в сторону пассажира, который спокойно шел к Констанце.

– Стреляй, Небесный.

– Я не могу.

– Сможешь. Ради безопасности Флотилии.

– Не могу.

– Стреляй!

Руки дрожали – он едва удерживал оружие, какая уж тут прицельная стрельба. Небесный повернул дуло в сторону диверсанта, закрыл глаза, борясь с черной обморочной волной, и нажал на спуск.

Короткая очередь походила на громкую отрыжку. Этот звук смешался с металлическим звоном – прошедшие сквозь человеческую плоть пули вонзались в броневую обшивку коридора.

Пассажир замер, словно собираясь вернуться за чем-то забытым, и упал.

Позади него по-прежнему стояла Констанца.

Она шагнула вперед и пнула момио, но никакой реакции не последовало. Небесный выпустил автомат, пальцы безжизненно разжались. К нему уже подбежали оба охранника, продолжая целиться в пассажира.

Небесный с трудом перевел дух:

– Он мертв?

– Не знаю, – сказала Констанца. – Во всяком случае, никуда не спешит. Ты в порядке?

– Не могу дышать.

Она кивнула:

– Переживешь. Надо было застрелить его, когда я тебе сказала.

– Я застрелил.

– Нет, ты стрелял наугад, и тебе повезло с рикошетом. Ты мог бы перебить всех нас.

– Но не перебил.

Она наклонилась и подобрала с пола автомат.

В это время на лестнице появилась бригада врачей. Разумеется, ни у кого из участников происшествия не было времени вдаваться в подробности, и теперь медики рассеянно озирались, не зная, кем заняться в первую очередь. Тяжело ранен начальник, ранения двух других членов экипажа также могут представлять опасность для жизни. Но есть четвертый пострадавший – тот, чей статус еще выше, один из пассажиров, заботиться о которых команду приучили с младых ногтей. Тот факт, что момио выглядел не совсем обычно, почему-то ускользнул от их внимания.

Медик склонился над Небесным и, бегло осмотрев юношу, прижал к его лицу респиратор. В легкие хлынул поток живительного кислорода, и обморочная волна откатилась назад.

– Помогите Титу, – проговорил Небесный, указывая на отца. – И если можно, пассажиру.

– Ты уверен? – спросил врач, уже успевший разобраться в ситуации.

Прежде чем ответить, Небесный покрепче прижал к лицу маску. В его сознании рисовались картины того, что он сделает с пассажиром. Убийца будет подвергнут самым изощренным пыткам.

– Еще как уверен.

Когда при очередной попытке вырваться из паутины сна я очнулся, меня била дрожь. Снова Хаусманн. Перед глазами все еще стояла пугающе яркая картина: я был рядом с Небесным и наблюдал, как его раненого отца уносили из камеры. В тусклом освещении каюты я осмотрел свою руку: в центре правой ладони смоляным пятном чернела свернувшаяся кровь.

Сестра Душа говорила, что штамм нестойкий, но болезнь едва ли оставит меня сама по себе. Разумеется, ждать мне некогда – надо догонять Рейвича. И все-таки предложение Души провести еще неделю в «Айдлвилде» и выгнать вирус показалось мне вдруг куда предпочтительней, чем надежда на возможности собственного организма. К тому же, что бы мне ни говорили, – где гарантия, что активность вируса уже достигла пика?

Следующее ощущение было знакомым и малоприятным – тошнота. Я не слишком привык к невесомости, а нищенствующие не позаботились снабдить меня таблетками для подобных ситуаций. Несколько минут я размышлял, стоит ли покинуть кабину или лучше просто лежать, терпеливо перенося мучения, пока мы не доберемся до Блистающего Пояса. Доводы желудка оказались более убедительными, и я направился в кают-компанию. В одной из инструкций, которые украшали каюту, сообщалось, что я могу купить там препараты, снимающие приступы тошноты.