Нора, скорее всего, тоже замерзала в тот день, прижимая к себе ребенка, в скверике неподалеку от дома.

А мимо, узнавая и не узнавая ее, шли евреи.

Нет, они не окликали ее и не здоровались с ней. В тот черный день никто никого не окликал и никто ни с кем не здоровался.

В тот черный, белый от снега, день евреи Одессы шли в гетто…

Евреи шли…

Мы должны не надолго покинуть «Город Антонеску» и перенестись в Вашингтон, где, как нам кажется, могло еще произойти нечто такое, что спасло бы от смерти 40 тысяч оставшихся в живых евреев Одессы.

Но сначала давайте вспомним о «Trenul-Drik».

О чудовищном поезде, увозившем на смерть евреев румынского города Яссы.

Теперь «Поезд-Гроб» снова в действии.

Теперь он увозит на смерть евреев Одессы.

И снова весь мир молчит.

Как молчал тогда, в июне 1941-го. Как молчал он все эти долгие страшные месяцы, когда на всех захваченных варварами территориях шла кровавая бойня.

И только не говорите нам, господа правдолюбцы, что «мир не знал».

«Мир» знал!

Да «мир» и не мог не знать – ведь слишком открыто внаглую все это делалось.

Задолго до введения в действие лагерей смерти слухи о вопиющих преступлениях нацистов достигли всех стран мира, проникли во все слои мировой общественности. Пока наконец 1 января 1942 года в Вашингтоне 26 государств не подписали некую совместную декларацию.

Этот знаковый документ, под которым поставили свои подписи президент США Франклин Рузвельт и прибывший специально для этой цели в Америку премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, будет назван «Декларацией Объединенных Наций», а само собрание стран, подписавших его, станет предтечей ООН[8].

Текст декларации сочинил сам уважаемый мистер Черчилль, а словосочетание «объединенные нации» предложил не менее уважаемый мистер Рузвельт, позаимствовав его, кстати, у лорда Байрона: «Здесь, где сверкнул объединенных наций меч, мои сограждане непримиримы были, и это не забудется вовек…».

Как вспоминает Черчилль, в тот праздничный день, 1 января нового 1942 года, в овальном кабинете Рузвельта был сервирован завтрак, и они оба, президент США и премьер-министр Великобритании, вместе с представителями СССР и Китая, между яичницей с беконом и кофе со сливками подписали этот важнейший документ.

А затем уже госдепартамент США собрал подписи остальных 22-х стран.

Нет, конечно, в «Декларации Объединенных Наций» не было упоминания о трагедии, постигшей еврейский народ, и тем более о трагедии евреев Одессы.

И все же, и все же…

Каким-то образом в текст ее вкрались два слова… всего два слова!.. имеющие вроде бы отношение к этой трагедии.

Это были слова: «свобода религии».

Декларация утверждала, что победа над нацизмом необходима не только для «защиты жизни, свободы, независимости», но и для защиты «свободы религии и для сохранения человеческих прав и справедливости».

Это все…

Все, что «позволили себе» сказать о вопиющих преступлениях нацистов два самых могущественных человека планеты – Рузвельт и Черчилль.

Но почему?

Почему об этих преступлениях нельзя было заявить прямо?

Что заставило их, этих «великих мира сего», ограничиться таким, скажем прямо, туманным обязательством бороться за «свободу религии»?

Непонятно…

И еще более непонятно, почему даже это, невнятное, обязательство испугало представителя СССР Максима Литвинова.