– Думаешь, о чем говоришь?

Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:

– А это что?

– А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?

Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:

– Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?

Валентина, закурив сигарету, ответила:

– Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.

Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:

– Мансур?

– Да, командир?

– Ты где сейчас?

– Во втором отделении, а что?

– Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!

– Это обязательно было напоминать?

– Ты понял, что надо сделать?

– Так точно, товарищ старший лейтенант!

– Исполняй!

Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.

Из задумчивости его вывела связистка:

– Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?

В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:

– Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но... за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно – через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо... Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!