– Очень рад вас видеть, – черноволосый, широко улыбаясь, потряс отцу руку, наклонился к руке матери, выпрямился, тряхнул руку Дениса. – Позвольте представиться, товарищи, – Муромцев Виктор Анатольевич, полномочный представитель Его Величества в Семиреченской Республике… – Денис хлопнул глазами: это значило, что смуглый – дворянин. А тот продолжал: – Ну, пойдемте к моему экипажу, недельку поживете у нас, освоитесь, а потом – и на место службы, так сказать. О вещах не беспокойтесь, наши люди их выгрузят, погрузят и доставят. Они знают, куда.

Нет, он был не молодой, постарше Третьякова-старшего. Это становилось видно по глазам. Прежде чем Денис успел поднять мамин чемодан, Виктор Анатольевич сделал это сам и зашагал впереди к выходу в город. Очевидно, отец знал о встречающем, потому что спросил только:

– Едем, как договаривались, Виктор Анатольевич?

– Конечно, – кивнул Муромцев. – Нас ждут уже… Вот сюда, через вокзал.

В самом здании было прохладно и даже, пожалуй, красиво, но тоже многолюдно и очень шумно, на взгляд Дениса. Это был не деловой и не веселый шум, а какой-то торопливо-истеричный, как будто все разом боялись, что идущий рядом человек займет какое-то очень важное место, а остальным уже не достанется. Впрочем, Муромцев шел через этот шум совершенно невозмутимо, и перед ним все расступались. И на большой площади за вокзалом, где почти ко всем приезжающим бросались самые разные люди, к нему и его подопечным никто не сунулся; Денис услышал краем уха, как один загорелый мальчишка с каким-то ящиком на бедре бросил своему младшему напарнику: «Ты че это, витязь, в приют захотел?!» – и тот, сделав огромные, по-настоящему испуганные глаза, растаял в сутолоке.

– Вот такие басни о нас тут и распускают, – неожиданно сказал Муромцев. – «В приют». Можно подумать, я его за руку потащу… Хотя это вопрос, между прочим, где лучше – толкаться по двенадцать часов в сутки тут или жить в нашем приюте… Везешь – ревут, убегают. А поживут неделю – и все, не выгонишь. Ну, вот и экипаж. Прошу.

«Экипаж» оказался длинными широкими посольскими «Жигулями» с газогенератором. Высокий мужчина с бесстрастным лицом, одетый в форму охранного корпуса дипмиссий, предупредительно распахнул заднюю дверцу перед Третьяковыми, погрузил багаж.

Муромцев сел на переднее сиденье справа. Денис поместился у окна сбоку от отца – и с огромным любопытством огляделся. Он ездил из легковых машин только в отцовском служебном «Волке» и отметил, что «Жигули» и правда как на картинке – большой мягкий салон, диван, обтянутый черной кожей, включившийся кондиционер… ой, оказывается, они уже едут. Над капотом автомобиля невесть откуда взялся имперский флажок.

– Везти в сеттльмент или ко мне домой? – Виктор Анатольевич развернулся к пассажирам, небрежно-красиво положив локоть на спинку сиденья.

Борис Игоревич с интересом спросил:

– Разве ваш дом не в черте сеттльмента?

– Нет, – покачал головой Муромцев. Усмехнулся и важно добавил: – Так исторически сложилось. Я бы рекомендовал ко мне. Будет с вашей стороны просто оскорблением отвергнуть гостеприимство моей семьи; жена с утра делает манты.

«Что такое манты?» – подумал Денис, глядя, как за окном все быстрей разгоняются широкие, очень зеленые и, на его взгляд, слишком многолюдные улицы Верного.

Слово противное… Мальчишка представил себе здоровенного морского ската, запеченного в тесте. Бррр… Гадость. Кроме того, ему не очень хотелось жить в чужой семье, пусть даже с родителями рядом. Это значит – подчиняться чужим и непривычным правилам, ну его… Но мальчишка понимал – его спросят в последнюю очередь… и ошибся. Его