Кататься на лыжах никто не решился, а потому, коротая время, пили чай, рассказывали интересные истории, пели песни, смотрели телевизор. Иногда кто-нибудь выскакивал на улицу, но, остановленный беснующимся ураганом, сразу возвращался в дом.

– На дворе пурга-метель, как где-нибудь в тундре!

– У нас еще терпимо, а вот что делается в Сванетии! Лавина – одна за другой! Снег заваливает целые села! Сейчас по радио передали! – поддержал разговор Олег Семенцов.

– Зима в этом году не на шутку разыгралась, засыпает снегом всю страну!

– Зато у нас в Хижине тепло и уютно!

– А вдруг, Вася, потребуется выходить на спасработы?

– В такую погоду хороший хозяин собаку на двор не выгонит, а вы придумываете какие-то спасработы!

– А если заметет на пару недель, то чем мы здесь будем питаться?

– Таких метелей – на две недели – в наших горах что-то не случалось. Хотя бы на один день, но просвет в облаках появится, и мы успеем спуститься к дороге, а там и домой доберемся!

…Громов торопливо покинул дом. Вскочил в троллейбус. В окно мельком увидел башенку на здание горисполкома. Световое табло на иней показало время 18:10 и температуру воздуха +1 градус. Салон резко качнуло, и Громов больно ударился коленом о железную скамейку. Он потер ушибленное место, недовольно пробурчав: Альпийские стрелки сегодня явно не в ударе!

У него были все основания для недовольства собой и обстоятельствами. Последнее время он жил в постоянном напряжении: вот сейчас последует аварийный вызов и будет нужно немедленно собраться и ринуться во тьму, чтобы искать и находить среди скал покалеченные тела горе-туристов, забравшихся в незнакомые и гибельные места, где с ними нередко случается беда.

Тревожные сигналы срочного вызова вытаскивали его из горячей ванны, из кинотеатра, из-за шумного праздничного стола, будили глубоко ночью, находили в библиотеке, у друзей и просто на улице. И Громов отчаянно спешил, поднимал товарищей по спасотряду, и они бросались на помощь пострадавшим или, увы, отыскивали трупы.

В последнее время Громов стал остро чувствовать приближение старости. Он уже не мог угнаться за молодежью на подходах к скалам, обмороженные пальцы рук сразу же опухали от первых, даже не сильных морозов: голова, не убереженная от падающих камней, покрытая шрамами, часто болела. Единственное, чем он мог похвастаться, – у него не было страха. Не задумываясь, он первым спускался в кромешную темень пропасти, хотя нередко дождь и ночь стояли непроницаемой стеной и можно было отложить спасательные работы до утра. Но в глубине пропасти были искалеченные, на грани смерти или уже и умершие люди. Мысль о собственной гибели его не пугала, хотя ее холодное дыхание часто ощущалось совсем рядом. Не боялся, верил в свою звезду. Понимал, что правильно выбрал беспокойную судьбу горноспасателя: кто-то должен спасать терпящих бедствие, приходить у ним на помощь в минуту опасности.

За себя не боялся. Труднее было другое – постоянно бороться за жизнеспособность отряда. Приличного базового помещения в городе отряд не имел, ютились в старом деревянном сарае при турбазе, а строить новое никто не разрешал и строительство не финансировал. Снаряжением спасотряд тоже не мог похвастаться. Администрация туристского совета не то, чтобы баловала отряд, порою она была просто глуха к нуждам спасательной службы, а сам Громов, как руководитель спасотряда, ходил у начальства в немилости из-за своей строптивости и острого языка.

Конец ознакомительного фрагмента.