– Доктор, а откуда кровь? – спросил он.

– Андрей Сергеевич. Фельдшер я, а не доктор, – представился мужчина, перевязывая Вите бинтом глаза несколькими слоями так, чтобы не проникал свет. – Глаза не открывай, повязку сам не снимай. Светобоязнь пройдёт через неделю, – сказал он. – Может, через две. Ну-ка, покажи мне свои ладони, – попросил фельдшер Витю. – Конечно, я так и думал, – ладони и пальцы Вити были изранены и кровоточили. – Здесь всё серьёзно, придётся швы накладывать, – и он стал обрабатывать многочисленные раны на детских ладонях. Витя кряхтел и морщился.

Андрей Сергеевич продолжал:

– Мне надо бы в историю болезни записать, как всё произошло. Попадёт вам всем, конечно. Кто выстрелил?

Все трое молчали.

Фельдшер закончил с ладонями Вити и внимательно посмотрел на ребят.

– Что мне с вами делать-то? Полагаю, коли вы меня позвали, выстрел был случайным? – Андрей Сергеевич явно подсказывал мальчишкам правильный ответ.

– Так, так, – закивали все трое.

– Даже если случайный, всё равно посадят. Телесные повреждения. Да ещё и изготовление оружия кустарным способом. Сколько вам лет?

– Девять, – ответил Витя.

– Да я не тебя спрашиваю. Навряд ли ты сам себе в глаза выстрелил. Уголовная ответственность у нас в стране с двенадцати лет. Твоя поджига выстрелила? – спросил фельдшер, обращаясь к Серёге.

– Нет.

– Чья?

– Моя, – ответил Гришка.

– Тебе сколько лет?

– Двенадцать.

Все опять замолчали.

– Даже и не знаю, что с тобой делать. По-хорошему в милицию тебя надо сдать. Да ведь пропадёшь ты после этого. Что делать-то мне, спрашиваю вас?

– Отпустите их, товарищ доктор, – сказал вдруг Витя. – Мы никому ничего не скажем, обещаем.

– Так я же должен на вас отчёт составить и заявление написать в милицию, дурачьё! Меня ж самого, это… Дело на меня завести могут за недонесение в органы о совершённом преступлении!

«Думай, думай, садовая твоя башка, выручай брата, если ничего не надумаешь, в тюрьму же его заберут», – напряжённо соображал Витя.

– А вы скажите, что я сам сделал поджигу и сам же и выстрелил себе в лицо, – взмолился Витя.

– Что за чушь! Вы что меня за дурака тут держите? Кто этому поверит? – возразил Андрей Сергеевич, тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

– Ну бывает же, что случайно. Чихнул и случайно выстрелил. А в милицию я с вами поеду, а их отпустим, – продолжал Витя всё тем же заискивающим тоном: – Ну, пожалуйста, дяденька-доктор, отпустите их, это я во всём виноват. Сам любопытный, вот и напоролся на поджигу, Гришка тут ни при чём.

– Что же мне делать с вами, что же делать? – Андрей Сергеевич потёр лицо.

– Вы же сами сказали, что глаза быстро заживут. Я могу повязку снять – никто и не узнает, – чуть ли не плача уже проронил Витя и потянулся одной рукой к бинтам, а другой всё так же продолжал сжимать халат доктора.

– Нет, нет! – испугался Андрей Сергеевич. – Только повязку не снимай, хорошо? И швы тебе наложить надо как можно скорей, а то я заболтался со всеми вами тут.

Он поднялся с корточек, держа Витю за локоть и поднимая его вместе с собой.

– Ладно, только никому ни слова, что два других остолопа тоже здесь были, ясно? – он пристально посмотрел на Серёжу и Гришу.

– Ясно, ясно, – забормотали пацаны.

– Марш домой, быстро! И чтоб полная тишина! Будем считать, что вы не знаете, когда младшо́й домой придёт.

Гришка посмотрел на Витю. Таким беспомощным он его никогда не видел. Тот поворачивал голову в сторону то одного, то другого говорящего, беспорядочно и растерянно ища руками в воздухе какую-то опору. Гришке хотелось пойти вместе с братом, поддержать его, самому повести его за руку и посадить в машину, ехать рядом, но смелости у него не хватило. Он молча смотрел, как фельдшер с Витей удаляются к бобику.