– Ну, перестань! – прервала я родительницу. – Теперь у нас есть деньги. Нам станет чуточку легче. Прекращай плакать, мам! – я положила ей на плечи свои ладони и сжала. – Собирай их, допивай чай и давай ложиться спать.

Мама закивала и поднялась.

– Да, ты права, дорогая, – она обернулась и поцеловала меня в щеку. – Ты иди к себе, я сама тут справлюсь. У тебя ведь завтра занятия с утра, не выспишься еще, носом клевать будешь весь день.

– Мне ко второй, ничего страшного. Уверена, что сама управишься?

– Уверена, – она кивнула. – Иди.

Я едва заметно улыбнулась ей.

– Ладно. Спокойной ночи, мам, – я отстранилась и побрела в комнату.

– Спокойной ночи, милая! – отозвалась женщина.

Взяв с тумбочки телефон, я забралась под одеяло и стала пытаться найти какие-нибудь новости в интернете, связанные с учиненным нами скандалом в универе, потому что меня распирало от любопытства.

Их были сотни. Во многих, конечно, авторы статей несли какой-то бред, выгораживая морального урода Лисицына, а другие наоборот, выставляли всю его семью в не лучшем свете, рассказывая ужасные вещи. Странно еще, что фамилия Дорофеева не засветилась в этом скандале от слова совсем, хотя я надеялась на обратное.

Мирон Борисович совместно с компанией спонсировал университет, я знала это наверняка, но вот что он делал на допросе, я даже не представляла. Какой ему смысл делать это? Решил как-то повлиять на скандал, развернувшийся вокруг спонсируемого ими объекта, чтобы он не повлиял на репутацию толстосумов? Или наоборот пытался как-то урегулировать плачевное положение Лисицыных? Они ведь наверняка плавали в одной среде и знали друг друга. Почему-то мне хотелось верить во что угодно, только не в это. Дорофеев не мог прикрывать этих гнилых людей! Просто не мог! Но что если он такой же как и они и то впечатление порядочного человека, которое он на меня произвел обманчиво?

Но стал бы, к примеру, Лисицын-старший напрашиваться к нам домой на жареную картошку? Однозначно нет, побрезговал бы даже через порог переступать. А Дорофеев показался мне другим, особенно сейчас, когда помог нам, совершенно чужим для него людям.

***

Выскочив из квартиры, я спустилась по лестнице вниз и, толкнув тяжелую дверь подъезда, вышла на улицу, хмурясь от прохладного ветра и накрапывающего дождя. Похоже ноябрь решил не щадить занеженных солнцем южан.

Накинув на голову капюшон, я поморщилась и только-только собралась сделать шаг из-под козырька, как моего плеча коснулась чья-то рука. Я вскрикнула от неожиданности и развернулась к тому, кто стоял за моей спиной, встречаясь взглядом с улыбающейся физиономией Андрея.

Парень, не давая опомниться, подхватил меня на руки и закружил на месте, начав смеяться, потом остановился, опустил на ноги, и крепко-крепко обнял.

– Манюшка, я так соскучился! – Андрей вгляделся в мое растерянное лицо, а потом притянул к себе и поцеловал в губы.

Я ощутила, как в животе стало разливаться приятное дурманящее голову тепло, и ответила на поцелуй с тем же напором, что и парень, совершенно забывая о том, что делали это посреди бела дня.

Друг от друга оторвались только потому, что хлопнула дверь подъезда, выпуская на свет божий первую сплетницу нашего дома бабу Валю с затертой авоськой в руке.

– Что вы тут за разврат устроили? – прикрикнула она, смотря на нас как на врагов народа. – Вот в наше время стыдно было при людях так себя вести! Мужья с женами даже дома стеснялись подобного поведения, а вы!..

Андрей усмехнулся, беря меня за руку.

– Да-да, баб Валя! Вы еще скажите, что секса в СССР не было! Хватит уже к людям цепляться, а? – и, не дожидаясь, пока бабка отойдет от проявленной дерзости, потянул меня в сторону припаркованных за палисадником желтых «Жигулей» с двумя черными полосками на капоте.