Безграничное восхищение, которое писатель питал к двоим товарищам по партии, нашло свое отражение во многих документах. Так, в письме от 16 ноября 1907 г. он писал другу Абрамову:

«Дорогой Роман Петрович,

я ужасно рад, что статья Луначарского нравится вам и что вы так верно цените Богданова: на мой взгляд эти двое – красота и сила нашей партии […] Вообще он [Луначарский] и Богданов – мои кумиры, никогда еще я не был так увлечен людьми, как увлекают меня эти двое»[132].

С 1907 года Максим Горький активно участвовал во внутренней борьбе во фракции большевиков, в том числе и на философском фронте, о чем свидетельствует статья «Разрушение личности», предназначавшаяся, по замыслу автора, для «Пролетария». Однако, как сообщает Богданов в письме от 13 февраля 1908 года[133], после продолжительной дискуссии в редакции газеты Ленин отказал Горькому в публикации, обнаружив в статье признаки начавшегося перехода писателя на противную сторону.

«При обсуждении Вашей статьи в редакции «Пролетария» мнения разделились, формального решения не принято […] Ни один из редакторов не указывает на какое бы то ни было противоречие статьи с принципами революционного марксизма». Главной проблемой статьи была «эмпириомонистическая окраска», которая, по мнению некоторых участников собрания, налагала бы на газету «отпечаток определенной философской школы». Эти соображения решительно отвергались Богдановым, который считал, что философия должна оставаться в стороне от политической полемики, тем более что в первом номере «Пролетария» было напечатано официальное заявление о «нейтральности» газеты в этом отношении[134]. В ответе Богданову Горький писал, что «Ленин не понимает большевизма»[135], о чем заявлял еще Луначарский. Это, несомненно, любопытное замечание – в первую очередь потому, что оно относится к основателю фракции, который должен был понимать ее идеи лучше всех прочих. И все же в словах Горького и Луначарского была немалая доля истины: полемика, развернувшаяся внутри группы, была – как справедливо заметил В. Страда – борьбой за «ортодоксальность»[136]. Оба участника этой дискуссии претендовали на непогрешимость своей позиции, хотя их взгляды на способы построения социализма глубоко разнились. Ленин представлял объективистскую и фаталистскую точку зрения, он хранил верность законам исторического развития, «открытым» Марксом, и верил, что историю направляют объективные тенденции, которые неизбежно приведут к падению капиталистического общества. В этом неизбежном развитии он сам был лишь инструментом. Исходя из этих предпосылок, он не нуждался в элементе субъективности, на котором основывались взгляды Богданова, испытавшие серьезное влияние европейских философских течений конца XIX века. Эта позиция, которую полностью разделяли Горький и Луначарский, и заставила основателей Каприйской школы лично заняться просвещением народных масс, поскольку просвещение рассматривалось как единственное средство достижения антропологических изменений в рабочем классе. Три товарища по партии верили, что главная задача интеллигенции – служить посредницей между буржуазной культурой и пролетариатом через пропаганду, партийные школы, публикацию образовательных текстов, создание энциклопедии для трудящихся. Процесс усвоения и преобразования буржуазной культуры в коллективистском ключе должен был помочь пролетариату осознать свое положение. Достижение культурной гегемонии рабочего класса становилось обязательным условием осуществления революции.

Осознавая глубокие разногласия между Лениным и Богдановым, Горький все же по-прежнему надеялся примирить противоборствующие стороны. 30 марта 1908 года он писал Богданову: