– Да, папа, – ответил Джим.

Он честно не понимал, чего такого совершил, потому и бессонницей от нервов не мучился, выспался нормально. После утренних процедур завтрак, до полдесятого работал в мастерской с отцом, ему дали на службе отгул.

Пауль велел Джиму заканчивать. Они завершили дела в мастерской и направились к внедорожнику. Папа оставлял его во дворе, в ангар не загонял, потому просто сразу сели и поехали.

Пауль вёл машину сдержанно пристойно, а то не хватало только нарушать правила по дороге в суд. Здание районного суда располагалось на значительном удалении, ехали минут двадцать.

По пути молчали, говорить никому не хотелось. Только когда встали уже, папа сказал Джиму:

– Не бойся, всё будет хорошо.

Джим кивнул и вышел из машины. Вдвоём они прошли в здание и представились дежурному в полувоенной форме в фойе. Тот их отметил и назвал номер кабинета, где будет слушаться дело Джима.

Пришлось подниматься на второй этаж, и на лестнице Джим папе сказал:

– Странная какая у него форма.

– Приставы, – ответил Пауль. – Они охраняют тут всё.

Джим запомнил новое для него слово, оставив зарубку на будущее разобраться с этим понятием подробнее. Они подошли к нужным дверям, Пауль сразу потянул за ручку и, пропустив вперёд Джима, зашёл в кабинет.

Рослый парень в такой же форме, что и на парне у входа, весело проговорил:

– Привет! А вы, наверное, подсудимый с папой?

– Да, Джим и Пауль Горькие, – сказал отец Джима.

– Тогда, Джим, присаживайся вон на ту скамейку, – распорядился пристав, указав ладонью на открытую клетку. – А Пауль пусть выбирает место в зале.

В большой комнате стояли кресла, как в кинотеатре, там уже сидел Ален и какие-то незнакомые люди, они неодобрительно на них смотрели. Перед зрителями возвышалась кафедра, наверное, для судьи, а слева от него установили клетку с простой лавкой без спинки, на которую указал парень.

Джим с независимым видом прошёл в клетку, уселся на скамейку и сделал равнодушное лицо. Папа Пауль уселся с краю, поближе к сыну и подальше от других посетителей. Он уверенно улыбнулся Джиму, и в этот момент парень в форме громко сказал:

– Встать, суд идёт.

Все поднялись, Джим тоже встал. Из боковой двери в зал вошёл русый мужчина обычной комплекции в деловом сером костюме. Он держал в руке тонкую папочку.

Он прошёл за кафедру, уселся в кресло и открыл папку. Пристав сказал:

– Прошу садиться.

Все опустились на свои места. Мужчина же прочистил горло и заговорил:

– Слушается дело номер двести двадцать один город Ликус против Джеймса Горького. Судья Горовски Витольд, – он поднял глаза. – У сторон есть возражения против судьи?

Джим подумал, что третий раз при нём упоминают название их города, и оба раза называли его в школе. В семье всегда говорили только о колонии Ровента, а на планете ведь ещё целых два города! Как их там зовут…

– Джеймс Горький! – повысил голос судья. – У тебя есть возражения против личности судьи?

– Не-а, – проговорил Джим.

– Когда обращаешься к судье, нужно добавлять «ваша честь», – важно сказал Горовски. – Итак, у тебя есть возражения против судьи?

– Не-а, ваша честь, – поправился Джим.

– Переходим к делу, – проговорил судья. – Ален Роутон, встань. Ты главный свидетель обвинения, предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Рассказывай.

– Ну… этот ездит на мотоцикле без прав, – заговорил Ален.

– Кто «этот»? – уточнил судья.

– Джим, ваша честь, – указал тот пальцем на клетку. – Я и сказал брату Колину, что это надо прекращать, ваша честь.

– А Колин сейчас в больнице? – участливо спросил судья.

– Да, с переломом челюсти, – горестно сказал Ален. – Он не может говорить, ваша честь.