понимается им в первую очередь как:

… организованное разумом насилие над зоологическими <т. е. природными – М.У.> инстинктами людей [ГОРЬКИЙ (I). Т. 25. С. 239].

В этом отношении вполне логичным представляется утверждение, что:

Начав творческий путь как замечательный певец природы, Горький к концу жизни приходит к ее полному отрицанию. <…> …неприятие Горьким природы глубоко коренится в одной из русских духовных традиций. Оно есть, в частности, и у Достоевского. <…> Горькому <однако> оправданием его позднего отрицания природы как слепого и враждебного хаоса, <вероятно, послужил Шопенгауэр>. <…> Отрицание природы и призыв к борьбе с ней становятся важнейшей частью позднего горьковского мировоззрения.

<…> Горький, по <словам Воронского>, воспринимает природу как ненадежный и коварный хаос: «…Вселенная лишена гармонии и упорядоченности. Господствует неосмысленная стихия, неожиданное и непредвиденное».

<…> В <…> личном письме Воронскому Горький <пишет>: «Что же касается природы, на мой взгляд, она – сырой материал, который обрабатывается и должен обрабатываться все более активно, более умело нашей волей, интуицией, воображением, разумом в интересах нашего обогащения ее “дарами”, – ее энергиями…» [АГУРСКИЙ. С. 55–56].

По сути своей Горький декларирует взгляды, который в современном мире считатюся крайне антиэкологическими: мол, рабочему классу

было бы полезно усвоить такой взгляд на культуру: «Все, что именуется культурой, возникло из инстинкта самозащиты и создано трудом человека в процессе его борьбы против мачехи-природы; культура – это результат стремления человека создать силами своей воли, своего разума – «вторую природу».

Первая природа, по Горькому, есть

хаос неорганизованных стихийных сил, которые награждают людей землетрясениями, наводнениями, ураганами, засухами, нестерпимым зноем и таким же холодом, <она> бессмысленно тратит силы свои на создание болезнетворных микроорганизмов, бацилл, на создание вреднейших насекомых – комаров, мух, вшей, которые переносят в кровь человека яды тифа, лихорадок и так далее, <она> создает бесчисленное количество вредных и бесполезных растений и трав, истощая на размножение паразитов здоровые соки, потребные для производства питающих человека злаков и плодов. <Более того, природа> вообще не создала полезных организму человека злаков, а к тем, которыми теперь питаемся мы, первобытные люди приучали свой организм постепенно, путем длительных страданий и гибели множества людей. <…> Между всей этой враждебной или бесполезной человеку паразитивной дрянью природа создала и его, но создала таким же зверем, как все другие звери [ГОРЬКИЙ. Т. 24. С. 405–406].

Итак, не принимая «старый» мир в целом, Горький был убежден, что помимо социального неравенства в классовом обществе

коренной причиной мирового <зла>: является сама природа, и ее-то и нужно полностью преобразовать. Человечество собственными усилиями должно создать Новую Землю и Нового Человека. [АГУРСКИЙ. С. 54].

Хотя в понимании Горького всякое “религиозное чувство – это радостное и гордое чувство сознания гармонического единения человека с миром” [ГОСТЕЕВ. С. 125], – гармоничного сосуществования человека и природы он не признавал, ибо сливаясь с природой, человек не достигает с ней единства и не приобретает для себя никаких благ.

Противопоставление человека природе не может не привести к мысли о том, что самым драматическим конфликтом человеческого бытия является конфликт между разумом и инстинктом, конфликт, впервые сформулированный Шопенгауэром. В начале творческого пути Горький подчиняет разум инстинкту вопреки Шопенгауэру, подчинявшему инстинкт разуму. В рассказе «Мужик» (1900) архитектор Шебуев рассуждает: «Непомерно развитый интеллект всегда ослабляет непосредственное чувство… Когда нет в человеке равновесия, когда он внутренне искривлен и сам из себя с болью рвется куда-то… рвется потому, что ум его вступил в напряяженное противоречие с чувством… Жизнь хочет гармоничного человека, человека, в котором интеллект и инстинкт сливались бы в стройное целое». В 1906 году в записной книжке Горький истолковывает непротивление злу Толстого как непротивление инстинкту. Со временем он убеждается, что разум слишком часто оказывается пленником слепого инстинкта, унаследованного человеком от слепой враждебной природы. В очерке о Льве Толстом (1919) говорится: «Плоть должна быть покорным псом духа, куда пошлет ее дух, туда она и бежит, а мы – как живем? Мечется, буйствует плоть, дух же следует за ней беспомощно и жалко», а в рассказе «Сторож» об этом сказано как о трагедии: «У меня не хватило ни разума, ни воображения, никаких сил, чтобы соединить эти два мира, разъединенные глубокой трещиной взаимного отчуждения… На одной стороне бессмысленно и безысходно мечется сила инстинкта, на другой – бьется обескрыленной птицей разум, запертый в грязной клетке быта». <…> В 1936 году <критик Вронский> писал: «Мысль о разобщенности стихийного и разумного начала одна из основных у Горького. Это не только его мысль, но и мироощущение. Горький издавна “болен” этим вопросом, но он болен им потому, что остро всегда ощущал разлад между инстинктами и разумом, между стихией и сознанием». <Однако> в двадцатых годах <Горький> мечтал уже о царстве чистого разума, а инстинкт для него, как и для Шопенгауэра, был тем, что надо изжить [АГУРСКИЙ. С. 60].