Что в Германии слишком достаточно евреев, что немецкому желудку, немецкой крови трудно (и еще долго будет трудно) справиться хотя бы только с этим количеством «еврея»[74] – как справились с ним итальянец, француз и англичанин вследствие своего более энергичного пищеварения, – это ясно подсказывает общий инстинкт, к которому надо бы прислушаться [НИЦШЕ (IV)Т. 1. С. 448].
Я еще не встречал ни одного немца <разрядка моя – М.У.>, который относился бы благосклонно к евреям; и как бы решительно ни отрекались от истинного антисемитства все осторожные и политические люди, все же эта осторожность и политика направлены не против рода самого чувства, а только против его опасной чрезмерности [НИЦШЕ (IV). С. 369].
Что евреи, если бы захотели – или если бы их к этому принудили, чего, по-видимому, хотят добиться антисемиты, – уже и теперь могли бы получить перевес, даже в буквальном смысле господство над Европой, это несомненно; что они не домогаются и не замышляют этого, также несомненно. Пока они, напротив, и даже с некоторой назойливостью, стремятся в Европе к тому, чтобы быть впитанными Европой, они жаждут возможности осесть, наконец, где-нибудь прочно, законно, пользоваться уважением и положить конец кочевой жизни, «вечному жиду [НИЦШЕ (IV). С. 370].
В личном плане Ницше также однозначно выступал против антисемитизма и антисемитов, которых по иронии судьбы вокруг него всегда было предостаточно. Это видно из его частной переписки, объясняющей такие известные факты его биографии, как разрыв отношений философа со своей сестрой – Э. Фёстер-Ницше, ее мужем, а так же боготворимым долгие годы другом – композитором Рихардом Вагнером[75]. Вся эта троица была известна своими крайне антисемитскими взглядами, великий композитор без всяких натяжек относится к числу основоположников теории расового антисемитизма[76].
Чертов антисемитизм вредит всем моим расчетам: и на финансовую независимость, и на учеников, и на новых друзей и влияние, он рассорил меня с Рихардом Вагнером, он же является причиной полного разрыва между мной и моей сестрой, и т. д., и.т.д., и.т.д. Охо-х-ох! (из письма Францу Овербеку от 14 апреля 1884)[NITZSCHE (II)][77].
Меж тем мне черным по белому доказали, что господин доктор Фёрстер и по сию пору не порвал своих связей с антис<емитским> движением. Некий добропорядочный остолоп из Лейпцига <…> взялся теперь за эту задачу: до сих пор он регулярно, несмотря на мой энергичный протест, пересылал мне антис<емитскую> корреспонденцию (ничего более презренного я в жизни не читал – курсив мой). С тех пор мне стоит труда выказывать в отношении Тебя хоть в какой-то мере ту прежнюю нежность и трепетное чувство, которые я так долго к Тебе испытывал, разлад между нами абсурдным образом мало-помалу проявил себя именно в этом. Или Тебе совершенно невдомек, для чего я живу на свете? Желаешь ознакомиться с каталогом воззрений, которые противоположны моим? Ты с легкостью найдешь их, одно за другим, в «Откликах на П<арсифаль>» своего супруга; когда я читал их, мне пришла в голову чудовищная мысль, что Ты ничего, ровным счетом ничего не поняла в моей болезни, как и в моем болезненнейшем и ошеломляющем опыте – что человек, которого я почитал больше всех на свете <Рихард Вагнер – М.У.>, в своем отвратительном вырождении пришел именно к тому, что я больше всего на свете презирал – к махинациям с нравственными и христианскими идеалами. – Теперь дошло до того, что я должен изо всех сил защищаться, чтобы меня не приняли за антисемитскую каналью; после того, как моя собственная сестра, моя прежняя сест<ра>, а теперь еще и Видеман