Действительно, из-за больших «моржовых» усов (Walrus moustache), которые оба писателя носили, – а по расхожему мнению Горький в середине 1910-х годов специально отрастил усы такой формы, чтобы внешне походить на своего кумира! – при сопоставлении фотографий Ницше и Горького они выглядят очень похожими друг на друга[67].
Напомним, что Сталин тоже носил большие усы, хотя и иной формы – «шеврон» (Chevron moustache), и хотя они с Горьким были совсем не похожи, усы явно выступают «объединяющим знаком» на их репрезентативных совместных фотографиях.
Несмотря на публичное поношение Ницше в 1930-х годах, в приватной сфере отзывы Горького о нем имели уважительную тональность. Так, например, в письме к известному литературоведу Д. П. Мирскому от 8 апреля 1934 года он писал, несомненно, имея в виду свои пропагандистские заявления о «здоровой советской моло-деже»: «Ницше Вы зачислили в декаденты, но – это очень спорно, Ницше проповедовал “здоровье”».
Подводя итог рассуждениям на тему о ницшеанстве Горького, еще раз подчеркнем, что в независимости от заявлений на сей счет самого писателя, с начала его литературрного пути и вплоть до 1930-х годов, как русская, так и западная критика однозначно связывала идейный пафос его творчества с именем Ницше. Недаром же в 1906 году, впервые оказавшись за границей, Горький, рекомендованный его западными почитателями сестре покойного философа Элизабет Фёрстер-Ницше[68], получил от нее письменное приглашение посетить возглавляемый ею дом-музей «Архив-Ницше». Визит по независящим от желания Горького обстоятельствам не состоялся, но само это приглашение свидетельствует о том, что русский писатель был явно аттестован как горячий поклонник Ницше.
Другой показательный пример – утверждение Томаса Манна, что Горький, мол, построил «своего рода мост между Ницше и социализмом» [МАНН], – в его статье-послании по случаю 60-летней годовщины со дня рождения Максима Горького в 1928 году. В январе 1930 года Горький получил письмо от немецкого поэта Вальтера Гильдебранда. Оно весьма точно отражает начало кризиса этой идеи:
«Признаешь водовороты Ницше и в то же время являешься коммунистом, с другой стороны – ты коммунист, на которого Ницше смотрит с презрением. Я почитаю Райнера Мария Рильке, этого большого одинокого человека, ушедшего в себя, и в то же время я чувствую сродство и единомыслие с Вами». Но отношение Горького к Ницше в это время было уже резко отрицательным. В статьях «О мещанстве» (1929 г.), «О старом и новом человеке» (1932 г.), «О солдатских идеях» (1932 г.), «Беседы с молодыми» (1934 г.), «Пролетарский гуманизм» (1934 г.) и других он, по сути, проклял Ницше как предтечу нацизма. Именно Горький стал главным проводником этого мифа в СССР, что, впрочем, объяснимо, ибо в эти годы значительная часть интеллектуальной Европы (Ромен Роллан, Томас Манн и другие), напуганная фашизмом, отвернулась от своего прежнего «кумира» [БАСИНСКИЙ (II)].
Когда же Максим Горький был канонизирован как основатель советской литературы, ее первый классик и высший авторитет, открыто писать о его ницшеанских симпатиях было категорически запрещено: эта тема обходилась стороной в научном горьковедении более 50 лет, вплоть до эпохи «перестройки». Одновременно в СССР происходило повсеместное очернение имени Ницше, официально получившего статус «главного идеолога» немецкого фашизма. Из биографии Ницше известно, что его сильно волновала будущность его философского наследия, и насколько верно по отношению к его собственному мировоззрению в будущем будут
поняты его мысли, которые сам он определял как «странные и рискованные». В мае 1887 года он делился со своей давней приятельницей Мальвидой фон Мейзенбург опасениями, что его деструктивно-конструктивная философия, которая могла бы стать благословением для человечества, может оказаться и величайшим бедствием, и зависит это от многих обстоятельств и случайностей. В другом письме к ней он признается: «Меня все еще ужасает мысль, как совершенно неподготовленные люди однажды воспользуются моей философией». При этом он честно предупреждал мир о ее «взрывоопасности»: «Я – бедствие…», «Я – динамит»[ИОНКИС].