Генерал распалился, лицо вновь стало красным.

– А население? Два дня людей в известность не ставили! О таблетках йодных никто и не подумал. Переоблучили щитовидки всем. Детям, в том числе… Эвакуировали мы гражданского населения более 60 тысяч. Что с ними будет, это же… Даже никто не мерил, сколько они грязи собрали. А повезли их куда? Кого-то в Киев, а там тоже фон. Тысяча сто автобусов пришло из Припяти. Раскатывали по столичным улицам, грязь разносили.

Отец молча слушал. Антошин перевел дух и продолжил:

– А на площадке что творится? Погнали людей собирать куски топлива. Вокруг станции уран кусками разбросало, так его поднимали с земли руками в перчатках и бросали в вёдра. Уран собирать руками, вы понимаете? Загубили заживо! Купили за валюту в Японии роботов, чтобы собирать уран и графит. Так они не выдерживали таких доз радиации, электроника сгорала. Ну вот, значит, бросили солдат на крышу реактора, топливо собирать… Они ж не роботы, им же можно. Какое потомство у них будет?

Голос генерала дрожал.

– Но, в общем, сейчас Щербину сменил Силаев. Дело на лад пошло. Площадку бетоном залили, почистили. Реактору пасть бором закидали. Скоро начнут захоранивать, саркофаг такой строить. Хотите посмотреть? Бэтээр у нас внутри чистый, свинцом оббит…

Мы не расслышали, что сказал отец. Генерал оживился:

– Но только лично вы, а своих отправляйте на выезд, на КПП «Дитятки». Там все условия – отмоют и машину, и людей. Одежду новую выдадут. Эту придется выбросить.

– Э-э, народ! – заорал вдруг Шебаршин. – Телевидение возьмите!

Он схватил камеру и бросился к бэтээру. За ним выскочил Лельченко. За ним я.

– Товарищ Антошин, – крикнул Лельченко, мне в контору надо!

– А мне реактор сфотографировать надо! – выпалил я.

Николай Тимофеевич топнул ногой:

– Это реактор тебя сфотографирует, а не ты его!

– Счет два-два, объявил Климчук.

Все рассмеялись, включая генерала. Антошин почесал переносицу.

– И потом у меня бэтээр, а не плацкартный вагон и не детский сад.

– Два три в пользу вооруженных сил, – противным голосом сказал Володя и скорчил мне рожу.

– Беру только двоих, – резюмировал Антошин, оборачиваясь к отцу, – вас и телевизионщика. Прошу занять места. Потом найду вам транспорт до Дитяток

Отец и Шебаршин полезли на бэтээр.

– Всем всё ясно и понятно? – крикнул отец. – Встречаемся на КПП. Контрольное время пятнадцать ноль-ноль.

– Минутку, – Антошин о чём-то раздумывал, – товарищ старший лейтенант, у вас рация в машине есть?

– Есть, товарищ генерал-майор! Четвертый канал, позывной «Волга».

– Понял. Мой позывной «Каштан». Если будут коррективы, выходите на связь.

Люк за генералом захлопнулся, и бэтээр резко сорвался с места.

Я мрачно пил ледяную воду из термоса.

– Всё-таки интересно, кто там в кого шмалил из автомата? – Я взглянул на Володю.

– Так это не проблема узнать, – пакостным голосом заговорил Климчук, – беги вслед за генералом. Как раз у реактора догонишь, спросишь. Заодно и сфотографируетесь. С реактором. Ты его, а он тебя! Только потом не удивляйся, если твой мелкий дружок не будет…

Всё-таки я всегда гордился скоростью своей реакции. Издевательскую речь Климчук закончить не успел. Всё содержимое термоса – вода со льдом – мгновенно вылилось Володе на спину.

Климчук хлопал себя по спине и орал весьма интересные и забористые ругательства:

– Ах, ты ж ёкарный бабай! Ох, ты ж японский карась! Мля ж ты ж мелкая, ёрш тебе в глотку!

Я сиял и светился от счастья, как вышеупомянутый чернобыльский реактор.

– Ребятки, я никак не пойму, кому из вас двоих пятнадцать лет? Обоим? – удивленно сказал Лельченко с заднего сиденья.