– Не мешай мне, Алистер! – резко оборвала мужа Каролина. – Может, ты пока начнешь собирать его вещи? И даже отнесешь их в фургон?

– Да где же они, его вещи? – спросил отчим. – Уилл, дружище, ты так ничего и не собрал? Или ты забыл, что мы с твоей матерью приедем за тобой?

– Неужели ты не видишь, в каком он состоянии? – отозвалась его жена. – Придется… Или нет. Сейчас мы возьмем только кое-что из одежды, а Лили потом может прислать нам остальное. Я напишу ей записку. Кстати, почему ее здесь нет, Уилл? Где Лили?

– Лили – сука е… ная, поет трубадур.

Теперь Голдейкер едва ли не выкрикивал эти слова, и потому врезал кулаком по стене. Дизайнер почувствовал, как мать обняла его за плечи и попыталась отвести на середину комнаты, но он рывком высвободился и бросился в кухню. Там обязательно найдется нож, и тогда он сможет отрезать себе язык или хотя бы сделать себе больно. Он был уверен: только боль способна прекратить это мерзкое словоизвержение.

– Прекрати, Уильям! – крикнула у него за спиной Каролина. Она следом за ним прошла в кухню, и ее руки сомкнулись у него на груди. – Прошу тебя!

– Каро! – крикнул из гостиной Алистер. – Возможно, парень не хочет никуда ехать?

– А придется, – ответила женщина. – Ты посмотри, в каком он состоянии! Уилл, послушай меня. Хочешь, я позвоню в «Скорую помощь»? Чтобы тебя отвезли в больницу? Или еще куда-нибудь? Но ведь ты этого наверняка не хочешь, а значит, должен прямо сейчас успокоиться, взять себя в руки.

– Я могу позвонить Лили на мобильный, – предложил Алистер. – Могу попросить ее приехать. Если не ошибаюсь, ее салон рядом? Она сегодня работает?

– Не говори глупостей, – отмахнулась его супруга. – Сегодня воскресенье. Оглянись вокруг. Она ушла. Лили – проблема, а не решение. Ты только послушай, что он говорит. И сразу все поймешь.

– Но его слова не значат…

– Еще как значат!

Уилл вырвался из материнских объятий и схватился за голову.

– Вилки, ложки и ножи, с кем ты трахался, скажи. И вы двое тоже трахаетесь, как вонючие козлы, и я тоже так могу – трах – трах – трах, потому что ей так хочется, ведь даже Иисус и Мария, и те долбились по-черному, потому что… чем еще ему было заняться первые тридцать лет?

– Боже праведный! – ужаснулся Алистер.

– Довольно, Уильям, – Каролина развернула сына лицом к себе, и он понял, что теперь моргает в четыре раза чаще обычного, потому что почти не видел ее. – Немедленно прекрати, – строго сказала она. – Если ты этого не сделаешь, мне придется позвонить по телефону девять-девять-девять и тебя заберут бог знает куда. Разве ты этого хочешь? Где твои лекарства? Ты упаковал их вместе с вещами? Отвечай мне, Уильям. Немедленно!

– И когда он кончил на кресте, гребаная сука засунула ублюдка в жопу…

– Так не пойдет. Алистер, ты подождешь меня внизу? – попросила Каролина.

– Не хотел бы я оставлять тебя одну, дорогая, – возразил ее муж.

– Всё в порядке. Ты же знаешь, если нужно, я смогу справиться с ним. Он не набросится на меня. Ему надо просто успокоиться.

– Если ты думаешь, что…

– Да.

– Уговорила. Если что, звони мне по мобильному. Я буду внизу.

Дверь квартиры закрылась за Алистером.

– Довольно! – рявкнула после этого на сына Каролина. – Ты слышишь меня, Уилл? Ты ведешь себя, как двухлетний ребенок, и я этого не потерплю. Как вообще ты довел себя до такого состояния, когда ты отлично знаешь, что нужно делать, чтобы его не допустить? Господи, неужели ты не можешь даже пять минут отвечать за свои поступки?!

– Манда в бутылке.

Мать встряхнула Уильяма так сильно, что он лязгнул зубами, после чего развернула его лицом к комнате.