Молиться Сонгвар ходил вместе с конунгом. Вначале к новому главному богу русов, Перуну, потом к Христу. Да только затея князя с единым державным капищем оказалось пустой. Киевляне не бунтовали, но втихаря все делали по-своему. Под палкой били поклоны грозному, но чужому для них божеству, а по ночам, как и прежде, таскали подношения в густой лес, где стоит молельня почитаемого здесь Велеса.

Сонгвар погладил секиру, потрепал за шею коня и поскакал наверх. Во фронхофе заглянул на свой двор, наскоро задрал подол одной из новых наложниц и отправился к купцу.

Архонт Владимирос, восседавший на снежно-белом арабском скакуне плотно и осанисто, словно на троне, устало махнул рукой, давая понять, что сегодняшнее крещение горожан, последнее звено в цепи сложных, почти десятилетних политических усилий, направленных на укрепление нового русского государства, завершено. Никита по прозвищу Афинянин, императорский посланник при дворе русского архонта, дернул за шелковый шнурок, продетый в серьгу старшего носильщика. Носилки стали плавно вздыматься вверх, но вдруг пошатнулись, едва не выронив драгоценную ношу, – мимо них, пугая нубийских рабов, в сторону «дворца» пронеслись, щетинясь оружием, злые бородатые всадники.

Хотя эти еще ничего. Говорят, что отец нынешнего русского архонта, Свендославос, вот тот был настоящим зверем. Утопив в крови Хазарский каганат, он вторгся в Болгарию и разгромил ее так, что восточные земли лишились жителей, а западные обратились в имперскую фему. Хочется надеяться на то, что следующее поколение обитателей этой державы, вырванной из лап язычества, приобретет хоть какие-то цивилизованные черты.

Само собой, никто из ромеев не считал, что, приняв крест, русичи немедля повалят в церкви. Но не это важно. Уже при нынешнем поколении по приказу базилевса сюда приедут каменотесы-зодчие, и на месте мрачных деревянных церквушек, больше напоминающих курные избы, встанут гордые храмы. Для народов, не знающих каменных построек, высокие купола и своды – понятное и наглядное чудо. В новых церквях будут проводить богослужения греческие священники. Отсюда потянутся по охотничьим хижинам рассказы о том, как кровожадная язычница Ольга, обратившись в христианство, стала мудрой и справедливой государыней и как ее внук, Владимирос – братоубийца, многоженец, кровосмеситель и блудодей, – воцерковившись, прославил Русь добрыми делами и великими победами…

Брак родной сестры базилевса, порфирородной Анны, с безродным по ромейским меркам северным царьком был ценой, которую потомки Василия Македонянина вынуждены были заплатить за спасение Imperium Romanum. Никита вздрогнул, вспоминая дни, когда восток империи, от Антиохии до Трапезунда, вспыхнул мятежом, войска узурпатора Варды Фоки, не встречая сопротивления, надвигались на беззащитный Константинополь, а Болгария и таврический полис Херсонес объявили о своем выходе из империи. На письма с просьбой о военной помощи, разосланные тогда по обычаю всем дружественным соседям, откликнулся один лишь русский архонт. В ответном послании он соглашался немедленно посадить в моноксилы и отправить в распоряжение базилевса всех своих варангов. Просил за это совсем чуть-чуть – «всего лишь» принцессу Анну. И хотя среди патрикиев согласие базилевса вызвало бурю возмущения, Никита его не осуждал. Он и сам в те дни на месте императора был бы готов, ради спасения династии и державы, отдать родную сестру не то что недавно крещенному язычнику, а хоть в гарем багдадскому халифу!

Горько об этом думать, но судьбу тысячелетней империи тогда решила горстка разбойников. В голове не укладывается, как шесть тысяч варангов, по сути, вспомогательный отряд, разгромили отборную армию, державшую в страхе всех восточных эмиров. Но цена этой победы оказалась страшной и непомерно высокой.