Сегодня я запоздал к завтраку, задержался в Команде. Вхожу в столовую и вижу, что только за одним столиком сидят один Капитан и два Штабс – Капитана. Я подхожу к Капитану X и говорю:

– «Господин Капитан, разрешите сесть».

– «Спросите разрешение у Штабс-Капитана Y, он меня старше».

Я обращаюсь к Штабс-Капитану Y.

– «Господин Капитан, разрешите сесть».

– «Вы не ко мне должны обратиться, прапорщик, а к Штабс-Капитану С, не правда ли Петя, ведь Ты меня старше».

– «То есть почему же это я Тебя старше? Ведь Ты же забыл» и т. д.

Разговор продолжается. Я стоял и терпеливо ждал, пока выяснится, кто же старший. Наконец я получил разрешение от «Пети», то есть от Штабс-Капитана С сесть. Так мне и надо «молодому», чтобы я привыкал к службе.

Начальник Учебной Команды Капитан Дуброва – гроза солдат и своих младших офицеров. Я его еще мало знаю, но уже вижу, что с ним нельзя шутки шутить. Кроме службы и дисциплины, он ничего не признает. Но я не думаю, чтобы было еще много в Русской Армии таких образцовых Учебных Команд.

Капитан Дуброва живет в офицерском флигеле, что выходит на полковой плац. Каждое утро в 8 часов все роты Учебной Команды выстаиваются перед флигелем. Всё готово. Старший офицер и все офицеры и солдаты смотрят на дверь, из которой должен появиться Начальник Команды. Вот дверь приоткрывается и показывается… белый пушистый шпиц – собака Капитана Дубровы.

– «Равняйсь!»

Опять открывается дверь.

– «Смирно, господа офицеры».

Начальник Команды находит свои роты в образцовом порядке. Спасибо милому шпицу, что показывает приближение грозы.

Сегодня во время завтрака играл полковой оркестр балалаечников.

Сегодня опять занимался в помещении с командой «второразрядников». Мои подчиненные знают, конечно, что до военной службы я был студентом, видят мои 19 дет и чувствуют, наверное, что я еще не опытен в моем новом звании, что еще не освоился с моим положением и не привык окончательно чувствовать себя начальником.

Обстановка весьма мирная: солдаты пишут диктовку. В соседнем помещении репетирует «Руслана и Людмилу» духовой оркестр и всё время отвлекает мое внимание. Диктовка кончена.

Когда я занимаюсь «в помещении» с второразрядниками, то всегда выставляю в конце коридора дневального – «на всякий случай», чтобы он кричал «смирно», при появлении «грозы», то есть Капитана Дубровы – так-то спокойнее и впросак не попадешь.

Вдруг один из моих учеников встает:

– «Ваше Высокоблагородие, разрешите спросить?»

– «В чем дело?», – говорю я.

– «Так что мы бы просили Ваше Высокоблагородие сообщить нам, что Вы думаете о Распутине».

Солдат застыл. Он сам испугался своих слов. В помещении была мертвая тишина. Все лица напряглись в ожидании моего ответа. А я подумал: «проба» на студента. Но что мог я им ответить? Ничего утешительного я бы им сказать не мог. Двадцатый век, век науки и техники и, вдруг, в судьбы Империи вмешивается безграмотный «старец». Мне было даже неловко как то, как будто и я в чем-то виноват. Кроме того, я не хотел вступать с ними в «политический» разговор.

– «Если я еще раз услышу подобный вопрос, то я немедленно доложу Начальнику Учебной Команды Капитану Дуброве, и он всё вам разъяснит».

Я встал и вышел.

– «Встать, смирно», – неслось мне вслед.

Твердо знаю я, что не имею права вступить в политический разговор. Но даже при всем моем желании я не смог этого сделать, так как о политике, о партиях, о социализме и т. п. я сам не имею ни малейшего понятия. Что, если бы среди моих «второразрядников» нашелся бы специалист по политическим вопросам (например, народный учитель)? В самом начале разговора с ним я просто-напросто сбился бы с толка, и конфуз вышел бы великий.