Кутуков вел в революционную эпоху подробный дневник, который спустя двадцать лет, уже будучи в Париже, он привел в литературную форму, структурировал и сделал машинопись (на старой орфографии, которую мы заменили на новую). Прошло еще три десятилетия и он, перечитав свой машинописный текст 1937 г., дописал от руки некоторые комментарии и дополнения. Собирая папку в форме «книги», автор подклеил в нужные места фотографии, вырезки из газет, письма, афиши и прочее: по сути дела, осуществил ценное руководство для исследователей его творчества и нас, публикаторов.
На титульном листе папки автор поставил техническое название – «Записки». Нам показалось возможным взять для названия нового сборника выражение из его небольшой собственной преамбулы, помещенной на следующем после титула листе: «… Вот уж, действительно, что называется "горькая истина"».
Вторая часть настоящего издания – это отобранные нами исторические и автобиографические очерки: повествование ведется от автора, и своими сюжетами и тональностью они как бы продолжают мемуары.
За рамками сборника «Горькая истина» остался значительный литературный материал, который еще ожидает встречи с читателем.
Михаил Талалай (Италия), Андрей Власенко (США)
Записки
(Публикация М. Г. Талалая)
Первая часть
Февраль 1917 года
Мои записки не литературное произведение, а свидетельское показание: всё изложенное – сущая правда без выдумок, прикрас, или сгущения красок. Вот уж действительно, что называется «горькая истина».
Февраль 1937 года. Париж
Леонид Кутуков
Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный.
А. С. Пушкин
Мы, русские, не имеем сильно окрашенных систем воспитания. Нас не муштруют, из нас не вырабатывают будущих поборников и пропагандистов тех или других общественных основ, а просто оставляют расти, как крапива растет у забора.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Третья Петергофская школа прапорщиков
Конец 1916 года. Зима. Старый Петергоф.
В казармах Лейб-гвардейского Конно-Гренадерского полка помещается 3-я Петергофская школа прапорщиков[14].
Курсовой офицер нашего взвода ведет занятия полевым уставом со всей 3-й ротой. Юнкера, недавние студенты, скучают, разбираясь в походных движениях рот, батальонов, полков, бригад, дивизий и т. д.
Вдруг раздается команда – «Встать»! «Смирно!» Входит ротный командир Подполковник Марков, кавалер Георгиевского Оружия, многократно раненый в двух войнах.
– «Господа», – говорит он, «пришли вакансии в Запасный батальон Лейб-гвардии Московского полка. Прошу дворян встать».
Встает человек 6 из 150 присутствующих.
– «Если желаете воспользоваться вакансиями», обращаясь к вставшим продолжает ротный, – «заявите Вашему курсовому офицеру».
«Служба дозоров», октябрь 1916 г.
«Расчистка катка», декабрь 1916 г. В центре: полковник барон В. К. де Пеленберг, полковник Марков, поручик В. И. Платицын
Через несколько дней я еду представляться. Мне было очень неловко[15]. Медные пуговицы начищаю до блеска, много раз проверяю всё обмундирование, одеваю «собственные» сапоги. Стригусь под машинку. Меня освобождают от занятий и я, вместе с другими юнкерами, еду в Петроград.
К сожалению, наш курсовой офицер нам никогда не разъяснял, что такое Офицерское Собрание, каковы правила Собрания, традиции, и как принято там себя держать. Вообще нам никогда не объясняли, что такое офицер, каковы его права и обязанности, как офицер должен себя держать на службе, в Собрании, на улице, в театре, в ресторане и т. д.
Мы знали, что офицерская форма нас ко многому обязывает, но нам никто не разъяснял, что достойно офицера, что недостойно, как надо реагировать в случае оскорбления, в случае нападения и т. д.