– Мелания, – вздохнула она, поправляя безупречное каре, – поезжай домой. Видимо, теперь у тебя будет очень много забот. Лиза поживёт пока у меня.

– Нет. – Я поднялась и сняла ботинки. – Лиза поедет домой. Никакой поездки на базу.

– Ты не имеешь права запрещать нам видеться, – задрала она подбородок.

– Я не запрещаю. Я говорю о том, что жить с тобой она не будет. Мы проходили это уже не один раз. Где она? – Я высунулась в коридор, разматывая шарф.

Мама цыкнула и перегородила собой проход:

– Лиза останется здесь. Ты ничего не можешь ей дать. Такая же как отец – помешанная на работе. Оставь ребёнка в покое! – Она выталкивала слова сквозь сжатые зубы, шипела, разве что ядом не плевалась.

– Благодаря этому помешательству, – напомнила я, – ты сейчас имеешь всё, что хочешь. Отец из кожи вон лез, лишь бы угодить твоим капризам. Совесть бы поимела. И сделай вид, что тебе грустно, смех в день смерти мужа попахивает сумасшествием.

Отодвинув её в сторону, я пошла на голоса и у дверей в зал остановилась как вкопанная. Гостями матери оказались Домогаровы. Мать и отец близнецов, Лариса и Виктор.

– Мелания? – подняла тонкую, смоляную бровь Лариса Витальевна. – Что ты здесь делаешь?

Гостья придерживала за ножку высокий бокал, в котором плескалась соломенная жидкость. Пригубив вина, Домогарова растянула ядовито-красные губы в улыбке и кивнула.

– Папа скончался, – ровно откликнулась я, скользя взглядом по комнате и ища дочь. – Я приехала сообщить об этом матери и помочь. Но, видимо, в моей поддержке она вовсе не нуждается.

– Прими мои соболезнования, – густой бас Виктора Домогарова привлёк моё внимание.

Как необычно, а ведь они абсолютно не похожи, впрочем, как и я с родителями. Домогаров Виктор был высок, хорошо сложен для своего возраста, глаза у него были зелёные, а волосы светлые, практически белые. Этакий русский богатырь в костюме. Тогда как братья были жгучими брюнетами с синими глазами и чудились мне прямыми потомками Кощея. Да даже Лариса Витальевна была светлее, чем они. Высокий свитер крупной вязки прикрывал Виктору горло, ноги с броскими носками апельсинового цвета были поджаты. Очень тепло и по-домашнему, но что-то здесь было не так. Где слёзы матери? Почему они веселятся, если узнали, что отец умер?

– Я уже ей сказала, что Лиза останется здесь, – вмешалась мама. – Витя, освежи мой бокал. Не видишь, что ли, он совершенно пуст.

Пройдя мимо, мать опустилась в кресло перед зажжённым камином и сложила одну ногу на другую, поигрывая носком туфли. Надменная, как и всегда. Нос кверху, широкая бровь приподнята, тонкие губы поджаты и растянуты в ухмылке. Даже ямочки на щеках не скрашивали общего впечатления. Мать была стервой, и ничуть не стыдилась своего поведения и нрава.

– Цирк какой-то, – прошептала я, выходя. – Лиза! Лиза, ты где?

– Сучка маленькая, – шикнула громко мать и привстала. – Сказала же, что она останется со мной!

– Обойдёшься, – не поворачиваясь, обронила я. – Лиза моя дочь. Не устраивай скандал при гостях.

– Они мои родственники будущие, – осклабилась мать.

– С какого перепугу? – я даже застыла. – Присмотрела себе одного из братьев? Старовата ты для них, не находишь?..

– Вырвать бы тебе поганый язык, – поморщилась она. – Не я, а ты выйдешь замуж за Глеба. Я твоя мать, я так сказала, и так будет!

– Ха. Ха-ха-ха, – я согнулась пополам от истеричного хохота. – Милая матушка, крепостное право давным-давно отменили. Мне двадцать пять лет, и я не намерена связывать свою жизнь с этой семьёй. Без обид, Виктор. Но ваши сыновья исчадия ада, да я под страхом смерти не выйду ни за одного из них! – выпалив последнюю фразу, выскочила в коридор и помчалась искать дочь.