А ведь если я решу написать воспоминания, подумал Антон, не сейчас – когда-нибудь позже, многим позже, Яна наверняка попадёт в них.

Полудницин отодвинул тетрадки, вынул сигарету из пачки и прикурил.

«Что я напишу о ней? – спросил он сам себя. – Познакомились там-то и тогда-то, потом – то и то, и расстались? Или даже обобщу, как-нибудь неопределённо: к двадцати восьми годам у меня случилось несколько романов, самым продолжительным из которых был с Яной?»

Тут Антон вдруг представил, что говорит это не сам себе, а воображаемому читателю, которого ещё и в планах-то нет: Полудницину-следующему, или даже Полудницину-через-одного.

Ты мне приснилась брюнеткой

С короткой стрижкой,

Как у мальчишки.

С Яной – тогда ещё школьницей – Антон познакомился весной девяносто восьмого. Или нет, по-другому: с Яной Антон расстался в этом году, в конце февраля. Или даже: после того, как Яна переехала, они виделись лишь однажды. Пожалуй, так.

Они созванивались, слали письма по электронке – каждый раз говоря друг другу, мол, давай как-нибудь встретимся, найдёмся – и эта мысль понемногу обретала очертания, превращалась из просто надо как-нибудь – в «давай зимой», «давай после Нового года», «давай в конце января».

В первых числах декабря Полудницин купил билеты – к ней и обратно. В середине декабря Яна вышла замуж. Но они всё-таки увиделись, в её городе, на съёмной квартире.

«Встретить тебя на вокзале?» – спросила Яна.

«Да», – сказал Антон.

В поезде Полудницин напился. С соседкой, которая на вопрос «А тебя?» ответила: «Конечно, Оля». Она была старше Антона на восемь лет. Весьма неплохо выглядела – миниатюрная и женственная, но при этом не хрупкая и уж никак не беззащитная. Попутчица Полудницина была по ту сторону «not a girl, not yet a woman» – уже вполне woman, но при это с каким-то girl-блеском в глазах и girl-лёгкостью в общении. И кожа – белая-белая (такие на пляже сгорают в одно мгновение) – привет из тех времён, когда загар считался уделом простолюдинов. Антон подумал, что у неё, пожалуй, вечно холодные пальцы, а ближе к полуночи, взяв её за руку, понял, что не ошибся.

«А ты ведь к девушке едешь», – сказала конечно-Оля, когда они выпили полбутылки. До этого личные темы как-то не всплывали, разговор объезжал их, как опытный лыжник флажки, и даже рассказывая что-нибудь о себе, и Антон, и конечно-Оля говорили вроде как в целом, вроде как о ситуации, а не про людей: «Когда мужчина смотрит женщине в глаза…», «Если у женщины постоянно болит голова…»

Полудницин кивнул, взял бутылку и налил ещё по пятьдесят.

«А она замужем?» – спросила конечно-Оля. Ну конечно же, «увлекаюсь психологией».

За мужем, перед мужем, рядом, возле.

«Да», – ответил Антон.

И тут его попутчица засмеялась.

«Ну что́ ты можешь предложить замужней?» – спросила она. С той же издёвкой и непониманием, как некогда офицер в отделении, вычитывавший пэпээсников за Антона: «А этот-то что сделал? Его-то зачем привели?» Для общества угрозы не представляет, замужней женщине ничего предложить не может. А ещё конечно-Оля как-то слишком выделила «ты» – вроде как есть те, кто может что-то предложить, а есть ты.

Наутро голова у Полудницина была на удивление свежей, да и в целом он чувствовал себя бодрым и выспавшимся, несмотря на то, что бутылка была выпита полностью, а поспать получилось всего три часа.

Яна встретила его, как и обещала. Стояла чуть поодаль от встречающих, но смотрела, выискивала взглядом того самого – своего, – как и другие. Прямые светлые волосы по плечи, куртка с мохнатым воротничком, джинсы, сапоги. Антон сказал «Привет» и поцеловал её.