– Господи! – выключила Лидия немедленно новостной канал и заодно телевизор и обхватила двумя руками голову.

Она запустила пальцы в распущенные волосы, смотрела невидящими глазами в угол гостиничного номера, беззвучно шевелила губами и раскачивалась маятником, сидя на кровати. Но так продолжалось недолго. Мозг ее снова заработал, спустя некоторое время.

– Я не желала вам такого, Павел Николаевич. Просто хотела жить своей жизнью. И да, совсем чуть-чуть проучить за то, что возомнили себя господом богом на этой земле и брались кроить и перестраивать человеческие судьбы на свое усмотрение. Поэтому решила кое-что позаимствовать. Но смерть?! Это ужасно!

Когда Лидия почувствовала, что по ее щекам побежали слезы, вытерла их тыльной стороной ладони и решительно поднялась на ноги, чтобы пойти в ванную комнату. Там она умылась и взглянула на свое отражение в зеркале. Но лица своего не увидала, так как в тот момент глубоко задумалась. От тех самых мыслей брови ее сошлись на переносице, а рот слегка приоткрылся.

– Это что же значит?! Меня теперь могут обвинить в убийстве? Все выглядит так, будто… И, верно! Из дома исчезла, как будто в бега подалась, а перед этим коварно недвижимость обернула в наличные, ну, почти. Господи! Что делать? Ехать доказывать, что я здесь ни при чем? Кто мне поверит в сложившихся обстоятельствах? Кто я такая? Букашка просто! Нет, попадаться прямо в руки не следует ни правоохранителям, ни тем, кто с Потаповым это сделал. Что тогда остается? Правильно! Я убегу, спрячусь и этим сохраню себе жизнь.

Решено – сделано. Это было жизненное правило не одного только Павла Николаевича, но и его несостоявшейся новой жены тоже. Личность Лидии Андреевны Ардовой с этого момента раздвоилась, а на свет в скором времени появилась новая женщина по имени Татьяна Скопцева и зажила скромно и неприметно.

* * *

В паспорте Татьяны Скопцевой было отмечено, что родилась она в селе под красивым названием «Красные Челны». Если кто-нибудь не поленился бы и посмотрел по карте, где находился данный населенный пункт, нашел бы его на берегу реки-матушки Волги. Но особо дотошный исследователь, что продвинулся бы в поиске далее, очень быстро удостоверился бы, что село давно пришло в упадок, находилось в дичайшем запустении, буквально от него остались развалины, поросшие бурьяном, и разыскать кого-то из бывших жителей вряд ли стало возможно. Вот такая картина вырисовывалась.

Тот, кто был знаком с Таней, знал, что девушка говорить про свою малую родину не любила, как и про какую-либо родню. Отделывалась словами, если разговор все же когда-нибудь поворачивался в ту сторону, что, мол, глухомань, не достойная ничьего внимания, а родителей давно нет. И тогда никому не приходило в голову продолжать задавать вопросы, знали, как оно бывало в захолустье: работы нет, одно разорение и пьянство, от которого многие рано уходили на тот свет. Вот так многие дорисовывали в своем воображении недосказанное. А что? Танька, девчонка была простая, окружение ее тоже сложностью не отличалось, вот и текли их мысли по обычной накатанной колее.

Но Скопцевой в жизни, наконец-то, повезло. Как сама она не раз говорила, покидало ее по многим малым и средним городам России, пошвыряло, а потом, раз, и зашвырнуло в Питер. Работу она там нашла, причем с жильем, вот и радовалась теперь такому успеху. А что? Обосновалась прекрасно. В конторе ее жаловали, и, как дело исполняла, начальство было довольно. Несколько раз выдвигалась на участие в городских конкурсах, за которые потом от руководства получала грамоты и даже премиальные. Вот и теперь, потрудилась, проявила инициативу, была отмечена. В данный момент девушка шла к месту проживания и несла подмышкой рамку с грамотой под стеклом. Пришла к своему дому, спустилась по пяти ступеням бетонного колодца к двери и вскоре оказалась в подвальном помещении, оборудованном по жилье. Очень даже просторном. В ее распоряжении находилась комната в двадцать квадратов с окном, в которое видны были ноги прохожих, шагающих по питерскому тротуару, душевая и кухонька, площадью чуть больше трех квадратных метров. Да, незамысловато, а кто-то мог бы сказать, что все выглядело убого. И что? Зато жила одна, без всяких там подселенцев, не как некоторые сослуживцы из их же конторы.