– До позавчерашнего дня. – Вера взяла меня за руку. – Слушай, мне правда страшно! Вспомни, что случилось с подушкой! А если с кем-то из нас что-то такое случится?

– Пока оно вело себя как обычное зеркало – ничего не случалось. А вчера, когда мы его снова осветили фонарём, оно починилось. Ты ведь сама видела.

– Тебя не переубедить, – вздохнула Вера. – Да, я тоже думаю, что нельзя просто так выбрасывать такой странный предмет. Мало ли кто подберёт и что случится! Но скажи хотя бы, что на самом деле случилось, отчего всё это позавчера началось?

Была не была. Я сказал про «заклинание».

– Ты так шутишь?! – Вера смотрела на два написанных слова. – Ну то есть если кто угодно скажет их… или не кто угодно?

Я рассказал ещё немного. Ни слова про «обследование», которое мне устроил непонятно кто, но пояснил, что хотел мысленно сказать «это сфинкс», а получилось вот это.

– Я хочу просто осмотреть его, – добавил я. – Снять раму, заглянуть внутрь. Хоть какие-то намёки, что в нём такого необычного!

– А если начнёт твориться необычное?

– Хорошо, что ты тогда предлагаешь?

Видно было, как любопытство и осторожность борются в её глазах.

– Не знаю, – призналась Вера. – Но тогда давай вместе. Если уж всё делать, то по науке, всё фиксировать. И если хоть что-то пойдёт не так – сразу же прекратим.

Мысль пришла в голову неожиданно.

– Если опасаешься, что оттуда что-нибудь опасное появится, или что-то ещё – давай закажем стальной шкаф. Сейф. И будем хранить его там, на всякий случай.

– Согласна! Тогда начнём с сейфа!

Я вздохнул. Логично. Безопасность превыше всего. Сняли мерку с «пациента» – для этого его не нужно распаковывать. Уже буквально через полчаса заказ в Интернет-магазине пошёл в обработку, а мы с Верой вернулись на балкон.

И, разумеется, туда же пришли и кошки – помогать. Известно, что за людьми нужен глаз да глаз.

Солнце уже зависало над нашим козырьком, но внутрь балкона ещё не заглядывало. Я поставил зеркало так, чтобы оно смотрело наружу, постелил перед ним плед в два слоя, мало ли – и в зеркале отразилось то, что и должно: синее небо, ветви деревьев поодаль, пролетающие птицы, да крыша дома напротив.

И Герцог, и Плюшка заглянули в зеркало, не впечатлились, и улеглись поблизости, рядышком – руководить. Вера стояла сбоку, с камерой в руках, и всё запечатлевала.

Рама свинчена шурупами, кое-где закреплена гвоздями. И то, и другое удалось снять на редкость легко, сам не ожидал. Думал, придётся изо всех сил выковыривать намертво сросшийся с деревом крепёж. Более того – не было ни следа ржавчины, никакой бытовой грязи. А вот это уже странно: зеркало знавало и печной дым, и разную ярость стихий – столько времени провело на чердаке!

Минут за двадцать я разобрал раму и снял подложку. Ожидал, что хотя бы под ней будут следы пребывания какой-нибудь живности. Но ни следов, простите, тараканов, ни других насекомых, ни плесени – ничего!

– Как странно, – заметила Вера. – Столько лет простояло в сырости, под открытым небом, можно сказать! А внутри всё как новенькое!

Да, и ведь это дерево – чем-то пропитанное, естественно, но насколько качественно! Никакой пакости не завелось, никакой заразы.

В конце концов я достал само зеркальное полотно. И снова странность: ни единого угла. Всё сглажено, идеально отполировано. Тыльная сторона словно из серебра – безупречно гладкая, сверкающая плоскость. Тоже, можно сказать, зеркало. И вот на серебристой поверхности, нелепо и несуразно, стоял штамп. Знак качества.

– То есть это никакой не девятнадцатый век, – сказала Вера, усмехнувшись. – Когда ввели этот знак? Где-то в шестидесятых двадцатого века?