Зрелище оказалось даже эффектнее, чем я ожидала. В бак «Урала» входит полтора ведра бензина. Почти двадцать литров. Я пряталась в кустах по ту сторону забора, когда из хибары выскочил голый Алик Купер. Следом в проёме двери показалась взъерошенная девица, тоже голая.
Бензин пылал синим огнём, бешеные языки взлетали выше вишнёвых деревьев. Мотоцикл в центре пылающего круга напоминал чёрный скелет какого-то жертвенного животного. Вокруг горела трава, горели грядки с клубникой, дымились мордатые пионы. Босой Алик метался, он кричал и матерился, умолял вызвать пожарных. Из дачи выползла сонная Соломатина, на старухе была белая ночная хламида и лыжная вязаная шапка с помпоном. Подруга Алика с интересом наблюдала за огнём. Она обмоталась простынёй как в бане и закурила.
Там, в кустах сирени, я впервые испытала полноценный оргазм.
2
Ида вдавила педаль газа и по диагонали ушла в крайний правый ряд. Стрелой. Так камикадзе заходят в последнее пике. Палевая «Тойота» шарахнулась от нас и едва увернулась от автобуса. Сзади и сбоку нервно засигналили.
– Через три полосы… – начала я.
– Иди в жопу, – перебила Ида. – Тебя больше нет.
И то верно, с облегчением подумала я. Мне и в голову не приходило, что исчезнуть можно так просто. Было немного жаль моего тела. За пятьдесят лет к нему привыкла, не то чтобы тело было каким-то особенным – эксклюзивным, как принято говорить нынче, нет, стандартное вполне тело и среднего качества – руки, ноги, голова, задница. Тело было обычное. Но зато моё.
Жаль было и мозга – моего. Тоже не весть какая ценность, да и качество рядовое. Что там внутри? – мусор по большей части: страхи, сомнения, всхлипы дрянных стихов, которые я никогда не решусь записать буквами. Что ещё? – немного любви к полузнакомым людям. Почти ноль – это к себе. К человечеству в целом – там уже показатели минусовые.
– Любовь… – Ида брезгливо фыркнула. – Мамаше твоей много через эту любовь перепало – ага!
– Она и твоя…
– Увы! – Ида включила поворотник. – Увы!
– Ну куда же ты? Куда? Там кирпич! Нет там поворота, надо через мост… а после под мостом на разворот… Ну как…
Ида злорадно прибавила газ и проехала под знак.
– Вот так! Я вообще считаю, что это ваше христианство угробило человека. Такие надежды подавал…
– Причём тут христианство?
– При любви твоей. К ближнему. К богу. Типичная диктатура.
– На дорогу смотри!
Мы чуть не сбили лысого мужичка с розовым чемоданом.
– А не надо в неположенном месте! Вон – подземный переход, – весело ответила и без паузы продолжила. – Античный человек был героем. В его жилах текла красная и горячая кровь. Половина населения Эллады вела свою родословную от богов. Человек бросал богам вызов…
– Христианство спасло человечество, дав ему мораль. Твоя античность – сплошной инцест и зоофилия. Что там Дедал сконструировал, а? Кроме крыльев?
– Лабиринт?
– А ещё?
– А-а, ты про пустую корову! – Ида засмеялась. – Ну да, мы, женщины, порой тоже бываем непредсказуемы. И порой нами тоже овладевают экзотические капризы.
Что-то странное происходило с моей головой, она казалась лёгкой, почти невесомой. Как мыльный пузырь.
3
Начало этой истории обозначить не сложно. История началась со звонка в дверь. Я готовилась к вступительным экзаменам, жара в Москве стояла тропическая – всё было липким и тёплым, потным и клейким. Подлокотник кресла, письменный стол, мои ладони. Из открытого окна тянуло асфальтом, бензиновой вонью, горечью тополиных листьев. К этому лету деревья неожиданно вытянулись и уже доставали макушками до нашего этажа. В муторном мареве плавились окна соседних домов, крыши недобитых особняков на Герцена, за ними маячили гигантские уроды Калининского, из сизого обморока Смоленской вылезал готический утёс МИДа. Садовое кольцо упруго гудело, монотонно и безнадёжно. Впрочем, с этим шумом я выросла и уже не обращала на него внимания.