– Ты сожалеешь о принятых решениях в прошлом?

«Бесконечно».

– Нет.

– Это хорошо, мудро считать свои поступки опытом, это может уберечь от лишних переживаний.

Татум сглотнула.

– Определенно.

Пять ложек сахара в чашке и подступившие слезы. «Браво, мамочка, мне лучше».

Доктор заметил, что девушка больше не сможет отвечать на его вопросы. Ее потряхивало, губы дрожали, на дне глаз плескалось отчаяние.

Назначил следующий сеанс через неделю, попрощался. Ей нужно привыкнуть.

Она так вызывающе себя вела: лукавые улыбки, поглаживание сине-бордовой шеи – одна в комнате девушка не грустила по выходным. Да и он, взрослый мужчина с четырехлетним стажем работы, смотрел на нее, как на молодую учительницу смотрит третьеклассник. Черт бы ее побрал, шлюха мелкая.

Считает себя самой умной.

Беззащитная, хрупкая, мелкая потаскуха.

Татум взяла себя в руки, восстановила самообладание, повернулась к доктору. Короткий же был сеанс. Дрейк сделала пару глотков чая, они попрощались, пожав друг другу руки, и его – ассоциировались у Тат с властью и сексом. Хотя и психолог он вроде не отвратительный: знал, сука, на какие точки давить.

Татум прошла мимо стеллажа с книгами – не сдержалась, переставила энциклопедию на свое место; Старицкий снисходительно улыбнулся.

Дрейк наклонилась, взяла со стула в коридоре свои пальто и шарф, похабно оттопыривая зад. Улыбнулась мужчине уже в дверях.

– Спасибо. Вы мне очень помогли, Андрей Игоревич, – проговорила то ли с сарказмом, то ли с подтекстом, он понять не успел: Дрейк скрылась за поворотом, а у него в ушах звучало собственное имя с кисло-сладким привкусом.

У него на нее большие планы. Учитывая поведение Дрейк, будет даже весело.

Он наблюдал из окна за тем, как девушка садится в машину, помахал ее матери – очень дружелюбная женщина. Машина отъехала, Старицкий любовался видом и думал, как хорошо смотрелись бы отпечатки ее груди и ладоней на этом стекле.

– Алло? – Татум, разглядывая свои начищенные сапоги, улыбнулась.

Приятное опустошение после короткой беседы с психологом, бессонная ночь и скучные пары странным образом подняли настроение. Ироничный нервных смех сотрясал грудь.

– Доброе утро. Ты вчера забыла у меня свой лифчик. – Собеседник явно был доволен собой так же сильно, как Джордж Карлин любит черный юмор.

Самодовольство сочилось из трубки и капало на асфальт.

– Кто это? – Татум недоуменно поморщилась, сосредоточенно роясь в сумке в поисках зажигалки.

На другом конце провода в это время шла усиленная работа мозга и косвенное падение самооценки.

– Это Крис. Мы трахались вчера. Лучший оргазм в твоей жизни, помнишь? – насмешливо бросил он, наблюдая из окна университета за копошащейся в сумке Татум.

В планах у него было услышать смущение в голосе девушки, как, например, смущалась Ева, когда он звал ее на очередную вечеринку, но не «кто это», мать ее.

– А-а, шлюшка-Вертинский? Чего звонишь? – Она пропустила мимо ушей все, что он сказал, и Криса это бесило.

Татум наконец нашла зажигалку и откинулась спиной на стол, прикуривая сигарету. Такая расслабленная и уверенная в себе – можно было подумать, что она обеспеченная дочь какого-нибудь олигарха, а не пересиливающий себя каждый день человек. Дрейк расплылась в коварной улыбке и оглядела двор, будто чувствовала его взгляд на себе.

– Лифчик свой забрать не хочешь? – Крис усердно старался придумать что-то поостроумнее, но ничего не выходило – прием с лифчиком должен был сработать, просто обязан.

Уставшее сознание ничего лучше не придумало.

– Он, конечно, мой любимый, но можешь его оставить себе и, не знаю… поместить в комнату трофеев? – Она закатила глаза, стряхнула пепел с сигареты.