Почти всю ночь Элизабет провела у сестры в спальне и с утра, к своему удовольствию, смогла сносно ответить на вопросы, кои спозаранку были переданы г-ном Бингли через служанку, а через некоторое время поступили от двух изысканных дам, прислуживавших его сестрам. Впрочем, невзирая на улучшенье, Элизабет попросила отослать записку в Лонгборн, дабы мать навестила Джейн и сама составила мненье. Записка была послана тотчас, и суть ее немедля приняли к сведенью. Г-жа Беннет, сопровождаемая двумя младшими дочерьми, прибыла в Незерфилд вскоре после завтрака.

Г-жа Беннет горевала бы, обнаружь она Джейн в явной опасности; однако, навестив дочь и утешившись тем, что недуг той не внушает опасений, она не желала Джейн скорейшего выздоровленья, ибо таковое, по вероятию, удалило бы дочь из Незерфилда. Оттого г-жа Беннет и слушать не желала Джейн, молившую отправить ее домой; аптекарь, явившийся примерно тогда же, равно полагал, что уезжать нецелесообразно. Мать и три дочери посидели с Джейн, а затем по приглашенью юной г-жи Бингли сопроводили последнюю в утреннюю столовую. Бингли приветствовал их надеждами, что г-жа Беннет не обнаружила юную г-жу Беннет в состояньи худшем, нежели ожидала.

– В таком состояньи я ее и обнаружила, – последовал ответ. – Она слишком больна, чтоб ей переезжать. Господин Джоунз говорит, и думать нечего ее перевозить. Мы вынуждены будем еще некоторое время злоупотреблять вашей добротою.

– Перевозить! – вскричал Бингли. – И думать нечего. Я уверен, моя сестра воспротивится ее отъезду.

– Можете не сомневаться, сударыня, – с холодной любезностью молвила юная г-жа Бингли, – что, оставаясь с нами, дочь ваша получит все необходимое ей вниманье.

Г-жа Беннет велеречиво излила свою благодарность.

– Разумеется, – прибавила она, – кабы не столь добрые друзья, уж и не знаю, что бы с нею сталось; она и впрямь серьезно больна и жуть как страдает, хоть и кротка аки голубица – с нею вечно так, столь милого нрава я не встречала за всю жизнь. Всегда говорю остальным девочкам, что с нею они и в сравненье не идут. Славная у вас тут комната, господин Бингли, и очаровательный вид на дорожку. Уж и не знаю поместья в окру́ге, равного Незерфилду. Вы же, надеюсь, не собираетесь в спешке отбыть, хоть и арендовали его ненадолго.

– Я вообще все делаю в спешке, – ответствовал тот, – а потому, если вознамерюсь оставить Незерфилд, отбуду, вероятно, через пять минут. Покуда же, впрочем, я полагаю, что прочно тут осел.

– Сего я от вас и ожидала, – отметила Элизабет.

– Вы начинаете меня постигать, а? – вскричал он, обернувшись к ней.

– О да – я вас понимаю совершенно.

– Хотел бы я счесть сие комплиментом; боюсь, однако, сие жалкая участь – быть столь прозрачным.

– Так оно всегда и бывает. Глубокий, сложный характер совершенно необязательно более или менее достоин уваженья, нежели тот, что подобен вашему.

– Лиззи! – возмутилась ее мать. – Не забывай, где находишься, и брось эти вольности, кои тебе дозволительны дома.

– Я и не знал, – тут же продолжал Бингли, – что вы изучаете нравы. Занимательные, должно быть, изысканья.

– Воистину, однако сложные характеры занимательнее всех. Они располагают хотя бы сим преимуществом.

– Провинция, – вмешался Дарси, – обыкновенно редко в силах подарить предметы для подобных изысканий. Общество в провинции крайне ограниченно и однообразно.

– Однако люди так меняются, что в них вечно обнаруживаешь нечто новое.

– И в самом деле, – возмутилась г-жа Беннет, оскорбленная тоном, коим он помянул провинцию. – Уверяю вас, такого здесь творится не меньше, нежели в городе.