– Это чеченец, абрек Кута! – радостно воскликнул кто-то из толпы. – Ассаламу Алайкум! – подскочил к нему его хороший знакомый из черкесских бесленеевцев и, положив руку на рукоять кинжала, встал рядом с ним.

Балкарец из надвигающейся группы, узнав Куту, обнял его, подавая ему руку:

– Кута, ты против нас? Ты хочешь с нами сразиться из-за свана? – искренне был удивлен горец.

Кута видел, как осложнилась ситуация, как враждующие группы поклялись, и понимал, что кто-то из клятвы должен был выйти через пролитие крови, так как никто не желал отказываться от Фатики.

– Я ни за кого, я за себя самого! – громко заявил чеченец, так что во дворе наступила тишина. – Я Фатику не видел раньше, но был наслышан о ее красоте! А теперь, увидев ее, решил, что сам женюсь на ней!

По толпе прокатились возгласы удивления. Братья Ахии опешили и открыли от удивления рты. Сван схватился за кинжал, но его удержали друзья. Подвыпивший балкарец не менее громко заявил:

– Нам плевать, кого убить, свана или чеченца, но Фатику никому не отдадим!

К Куте и бесленеевскому черкесу подошел балкарский князь Урусбиев, о чем-то поговорив с остальными, князь поднял руку, требуя тишины:

– Кута – мой гость! – князь обвел взглядом стоявших во дворе людей. – И чьей женой станет Фатика, определит ни бой на кинжалах, ни даже желание самой Фатики. За кого её выдаст ее отец Мухарби, тому она и будет женой?! – посмотрел князь в сторону отца девушки. Толпа расступилась, образовывая живой коридор, где важно восседал Мухарби. Навруз направился к старцу:

– Уважаемый Мухарби! Твоя дочь уже невеста. Достойная невеста, если за нее готовы тут же у нас во дворе сложить свои головы прославленные сыновья Кавказа. Я прошу у вас ее руки для своего гостя и друга, чеченца Куты, более достойного мужа ей не найти!

– А знает этот достойный чеченец, что моя дочь стоит очень дорого? – усмехнулся он, поглаживая свою длинную седую бороду.

– Все хлопоты своего гостя за его женитьбу я беру на себя! – весело улыбнулся князь, довольный таким оборотом дела.

– Я считаю, что мы договорились! – встал Мухарби, давая знать сыновьям, что они уходят.

– В следующее воскресенье можете забирать свою невесту! – объявил Мухарби, уже покидая княжеский двор с сыновьями.

Тут же, вскочив на своих коней, ускакали братья Ахии со своим гостем сваном.

– А знает ли этот чеченец, что праздник надо устроить и на балкарской земле до того, как они увезут невесту? – никак не успокаивался балкарец из уже успокоившейся группы горцев.

– Будет вам праздник и торжество, каких вы еще не видели! – улыбался Аслан Клишбиев, стоявший, пожимая руку Куты.

Была уже ночь, когда братья Ахии со сваном прискакали в родной аул Кюнлюм. Ахия был уже дома:

– Ну, как свадьба? Видели Фатику? – глядел он на вошедшего в дом брата Асхата, выискивая во дворе в темноте кого-то. – А где Кута? – смотрел на братьев и свана Ахия.

– Наверное, со своей невестой! – усмехнулся старший брат.

– На Фатику имеет право смотреть теперь только твой друг Кута, она его невеста! – поддержал Асхата двоюродный брат.

Ахия ничего не понимал, глядя на осунувшегося от горя свана, понимая что, что-то произошло, и стал выяснять:

– Мушни, кто-нибудь может мне объяснить, что случилось с вами, что произошло на свадьбе?

Братья, передавая друг другу слово, подробно рассказали, что произошло на свадьбе в ауле Гелястано, а князь Мушни Ратиани только молчал.

– Ахия, помоги мне ее увидеть хоть один раз?! – умоляюще посмотрел Мушни на друга. – Если она согласна, мы убежим через хребет в мою страну, где ее даже чеченцу не достать.