Мама все поняла, она лишь посмотрела в сторону бабушки и тихо сказала:

– Это твоих рук дело. Ты ее воспитала такой, и я сейчас ничего не смогу изменить…

Бабушка попросила нас всех покинуть комнату и позвать моего отца, лишь мама осталась единственным свидетелем их разговора.

– С древности чеченки выходили замуж лишь по воле отца, при этом отцы никогда не шли против воли дочерей и не подавляли их достоинство и право выбора. Цаца согласна выйти замуж за Маьхьди тейпа чIинхо из Довта-Мартана, но и тем не менее в этом доме последнее слово всегда будет за тобой! – сказала бабушка моему отцу.

– Нана, а как считаешь ты сама? – спросил мой отец у бабушки. Он знал цену мудрости и нравственности дочери Ташу-Хаджи.

– Я согласна! Цаце нужен именно такой муж – испытанный временем, завоевавший уважение в чеченском обществе, обладающий безграничной отвагой мужчина. Да, он достаточно стар для нее, но если на то будет воля Аллаха, у них родится хотя бы один ребенок, а воспитать достойное потомство для настоящего мужчины, Цаца сумеет как никто другой.

– Я сообщу людям, что мы даем согласие на это родство! Пусть женщины начнут подготовку! – сказал отец и быстро вышел.

Бабушка очень часто рассказывала мне о безграничном мужестве Маьхьди, потому и рвалась моя, привыкшая к полету душа к высотам его израненного жизнью, но не покоренного врагами сердца…

Было уже далеко за полночь, когда Цаца завершила исповедь своей любви, которую она поведала семье, словно красивую сказку, родившуюся где-то там далеко-далеко в чеченских горах, на скалах которых гнездятся орлы…

Кута от души обнял свою престарелую мать.

– Эх нана, нана! Как же хорошо ты знаешь цену этой жизни, цену любви и ненависти, горя и счастья. Лишь такая как ты мужественная женщина смогла бы пронести на своих плечах ту тяжелую ношу, что взвалила на них жизнь. Мой отец лишил тебя покоя в молодости, а я не смог обеспечить тебе спокойную старость, но при этом ты никогда не считала себя несчастливой. Ты наравне со мной ведешь борьбу своим терпением, своими молитвами, огнем, которым ты не даешь угаснуть в нашем очаге. Самое большое желание наших врагов – оборвать нить нашей жизни. На той дороге, что начал мой отец, и который продолжаю я, ты являешься самым ярким маяком, который мне всегда указывает путь. В самой жестокой и неравной борьбе, твоя молитва спасает меня, и зная это я смело принимаю на себя любой бой. – каждое слово абрека выходило из глубины души, а в голосе чувствовалось безграничное тепло и любовь к матери. Эти слова единственного сына были для Цацы самой большой наградой за все пережитые испытания.

Две недели, проведенные дома, пролетели для Куты, словно один миг. Давно так долго не задерживался абрек в Довта-Мартане и не хотел обрекать свою семью и своих близких людей опасности. Под покровом ночи, Кута вновь погнал своего верного скакуна в сторону гордой Черкессии. После зажившей раны, после теплых минут, проведенных в семейном кругу, Кута был полон жизненной энергии, силы и безграничной любви к Родине, ради которой он готов был снова и снова выходить на этот тернистый путь народного мщения. Абрек направлялся в сторону горного аула Хатухшукай, где жил его названый брат – черкесский абрек Хапагож. До Куты дошла новость, что во время переправы из Прохладного лошадей Шоптака, он получил ранение и абрек решил навестить своего черкесского брата. Пройдя через Ассинское ущелье, наслаждаясь величественной красотой суровой природы Кавказа, абрек пересек ингушский Джейрах, и поверх крепости Назрань направил коня в сторону Осетии.