– Непременно передам. – Василий Михайлович склонил голову. – Прошу – не сердитесь на меня, Александр. У меня и в мыслях не было желать вам дурного. И уж тем более считать душевнобольным… В конце концов, только человеку незаурядному под силу сделать то, что вы сделали… и что еще, вне всяких сомнений, сделаете.

– Приятно слышать, – проворчал я.

– Считаю своим долгом сообщить, что мы будем присматривать за вами, Александр. – Василий Михайлович оторвал и бросил голубям еще кусок батона. – Особенно теперь. Нас всех ждут непростые времена.

– Это предупреждение? – не выдержал я. – Или угроза?

– Это необходимость, Александр. – Василий Михайлович со вздохом поправил пенсне. – Вам достался необычайный дар. Слишком значительный, чтобы зарывать его в землю или позволить ему погаснуть раньше срока. Так что мне искренне хотелось бы верить, что вы не откажетесь от нашей помощи… если она вам потребуется.

– Будто бы у меня есть выбор.

– Выбор есть всегда, Александр. – Василий Михайлович нахмурился и строго погрозил мне пальцем. – И уж поверьте, от вашего выбора однажды будет зависеть очень многое… Помните об этом.

– Как пожелаете. – Я пожал плечами. – Что-нибудь еще?

– Больше ничего, Александр. – Василий Михайлович мягко улыбнулся. – Не смею вас больше задерживать.

От рукопожатия мы оба воздержались. Я из чистого упрямства, древний Одаренный – судя по всему, из деликатности. Прощаться тоже не стали – беседа явно была неформальной и не требовала соблюдения каких-то особенных приличий. Даже с учетом колоссальной разницы и в возрасте, и в магическом классе, которую я даже не пытался оценить… Видимо, чтобы не расстраиваться.

Так что я просто поднялся, изобразил легкий поклон и направился к припаркованной на другой стороне двора машине. Обернулся, только когда уже сел за руль, – и почти не удивился, увидев, что скамейка у залитой утренним солнцем стены опустела. Василий Михайлович исчез, и о его присутствии напоминали только корки батона на асфальте.

А голуби все так же клевали крошки.

Машина свернула на Каменноостровский и покатилась к мосту. Неторопливо, вальяжно рокоча мотором – конечно, не таким, как у Настасьиного монстра, но тоже могучим. Какой и полагается «Чайке».

Доставшейся мне от брата. Я ехал на Костиной машине. Той же самой дорогой, что и в тот день, когда он умер у меня на руках. Когда я не успел оказаться рядом, чтобы помочь. Прикрыть Щитом, ударить в ответ… Да хотя бы просто затащить в дом, за крепкие и надежные родные стены. Вместе мы бы справились!

Но Костя остался один – и погиб. А те, кто убил его, – живы и спокойно разгуливают по Питеру. Возможно, где-то совсем рядом. Даже если Багратион и добрался до наемных стрелков, вряд ли они смогли рассказать больше тех, что штурмовали дом Воронцовых. Всего лишь исполнители.

А настоящий враг оставался в тени. Хитрый, могущественный. Грозивший не только моей семье и другим дворянским родам, но и самой империи.

И у меня к нему личные счеты.

Тоска и гнев снова шевельнулись где-то внутри, и Костина «Чайка» отозвалась сердитым рычанием. Я сам не заметил, как придавил газ. И полетел по Троицкому мосту, обгоняя неторопливые авто – с заметным превышением. Вряд ли кто-то стал бы меня ловить – машину наверняка хорошо знал каждый городовой в центре города, – но я все-таки с усилием заставил себя сбавить обороты.

Хватит с меня гонок. Да и туда, куда я ехал, лучше явиться с холодной головой. Думать придется много.

Я не стал лезть в карман за визиткой – и так помнил все ее содержимое наизусть, до последней буковки. Хоть и не собирался воспользоваться… в ближайшее время. Но теперь у меня появилась еще одна причина повидаться с верховным жандармом империи – и откладывать визит я не стал.