– Строгие правила, дисциплина и соблюдение инструкций – вот Вам залог того, что подобного не случится. Зачем же сразу представлять самое худшее? Это уже паранойя какая-то, Лев Семенович, это непростительный пессимизм, который я как директор не поддерживаю в нашем коллективе. Все начинается с малого, опыт приходит со временем…

Горбовскому хотелось рычать от отчаяния. Его не понимали. Никто не хотел осознавать реальную опасность этой прихоти.

– Ваша тупость непробиваема, – холодно заметил Лев Семенович, и лицо директора оплыло, как свечка в огне. – Вы не имеете права ставить под угрозу безопасность объекта столь легкомысленным образом. Ваша халатность может обернуться трагедией, а Вы затыкаете уши и закрываете глаза, потому что слишком толстолобы и невосприимчивы к фактам и логике. Вы ни капли не смыслите в вирусологии, и я не допущу, чтобы из-за такого кретина кто-то пострадал.

С несокрушимым чувством собственной правоты Горбовский покинул зал совещаний. Никто не сказал ему ни слова, лишь несколько человек осмелились проводить его настороженными взглядами, вжимая голову в плечи, как будто он мог остановиться и ударить их напоследок. Директор озабоченно вздохнул и повертел ручку перед носом.

– Дело нужно урегулировать путем компромисса, – сказала пожилая преподавательница, когда все оправились от неловкости.

– Что Вы предлагаете? – оживился Борис Иванович с выражением крайней заинтересованности.

Он стремился сохранить лицо в сложившейся ситуации и очень надеялся, что не упадет в глазах подчиненных после того, как был оскорблен не менее пяти раз. Все-таки надо делать скидку на то, с кем пришлось иметь дело. В должности директора Борис Иванович значился чуть более полугода, и даже практически не зная Горбовского, был уверен, что тот не ставит своей целью обидеть или спровоцировать человека. Есть такие люди, которые в ярости себя не контролируют. Это темперамент, данный природой, его не перестроить, не перекроить. С ним можно только примириться.

– Все просто, – сказала пожилая дама. – Нужно создать комиссию по отбору студентов для практики. Пусть все проходят жесткую проверку. Слабые отсеются, а самые смышленые, самостоятельные и психически устойчивые получат доступ к лаборатории.

– И чтобы уважить мнение Льва Семеновича, которое, несомненно, нельзя оставить без внимания, надо сделать его председателем комиссии, – подхватил еще один преподаватель, любящий своих студентов и заинтересованный в их научном росте, но и уважающий Горбовского как ученого. – Пусть наш протестующий сам решает, кого допустить, а кого гнать в шею. Вы же знаете его, это сейчас он рвет и мечет. Я считаю, мы обязаны прислушаться к нему и предоставить ему право лично выбирать себе потенциальных помощников.

– А что, хороший выход, – оценил Борис Иванович, прокашлялся и ослабил галстук. – И нашим, и вашим. Поступить по-своему, но сделать Горбовского ответственным участником этого дела. Мне это нравится. Это должно получиться. Так. Теперь давайте обсудим детали.

Все вздохнули с облегчением.

Без Горбовского высказываться стало легче – никто не сверлил глазами, не прочищал угрожающе горло и не давил на психику одним своим присутствием. Окончательно было решено создать комиссию, тем самым и посчитавшись с мнением Горбовского, и от своего не отступая. Нельзя было игнорировать протест такого авторитетного вирусолога, последствия могли быть пугающими.

«Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности».

Бр. Стругацкие, «Улитка на склоне»