Соломенцев, председатель комитета партийного контроля: Может быть, вы, Борис Николаевич, решили, что на пленуме найдутся ваши попутчики? Но видите: ведь вас никто не поддерживает. И откуда такое озлобление? На кого вы обижены, дорогой мой?

Рыжков: Я знал товарища Ельцина много лет. Думаю, что это не случайность, Борис Николаевич, ты подходил постепенно к этому. А как только перешел в Московскую организацию, у него начал развиваться политический нигилизм. Стало нравиться, что его начали цитировать всякие радиоголоса. Всякие публикации – что сказал Ельцин. По-видимому, вот такое какое-то обособленное положение, какая-то дистанция от всего политбюро, от политического руководства. По-видимому, товарищу Ельцину очень сильно понравилось это. Вот это и привело к тому, что у него развились непомерные амбиции просто-напросто…

Александр Яковлев: Выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно… Это упоение псевдореволюционной фразой, упоение собственной личностью… Здесь у нас прозвучало, к большому сожалению, самое откровенное капитулянтство перед трудностями, когда человек решил поставить свои амбиции, личные капризы выше партийных дел.

Шеварднадзе: Безответственность перед партией, перед народом, перед коллегами по политбюро… В какой-то степени сейчас это предательство перед партией. Может быть, я это резковато сказал, но по-другому не могу.

Горбачев: Ведь известно всем, что такое культ личности. Это система определенных идеологических взглядов, положение, характеризующее режим осуществления политической власти, демократии, составление законности, отношение к кадрам, людям. Ты что, настолько политически безграмотен, что мы ликбез этот должны тебе организовывать здесь? Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки.

Ельцин (сломленным голосом): Суровая школа, конечно, для меня сегодня… В целом с оценкой согласен. Я подвел Центральный комитет, выступив сегодня. Это ошибка.

Александр Яковлев рассказывал впоследствии: На Горбачева упорно нажимали, чтобы исключить Ельцина из партии. Столь же упорно он возражал против этого предложения.

Чазов Горбачеву в перерыве: Я сегодня невольно вспомнил медицинский консилиум по Ельцину: отмечены особенности его нервно-психического статуса – доминирование таких черт характера, как непредсказуемость и властная амбициозность…

Горбачев промолчал.

Через три недели пленум московского горкома.

Ельцин: Я честное партийное слово даю, конечно, никаких умыслов и политической направленности в моем выступлении не было… В последнее время сработало одно из главных моих личных качеств – это амбиции, о чем говорили сегодня. Я пытался с ней бороться, но, к сожалению, безуспешно… Я потерял как коммунист политическое лицо руководителя. Я очень виновен перед горкомом партии и, конечно, я очень виновен перед Михаилом Сергеевичем Горбачевым, авторитет которого так высок в нашей стране, во всем мире…

Речь Ельцина на пленуме ЦК не была опубликована, по стране ходили варианты текстов.

На следующий день после пленума Громыко на политбюро спросил: Михаил Сергеевич, какова дальнейшая судьба Ельцина?

Горбачев: В общем-то, сейчас не то время, когда за подобные действия наказывают, нужно найти ему работу.

Громыко: Смотрите, Михаил Сергеевич. Я думаю, его надо бы отправить послом подальше от нашей страны.

Горбачев: В политику я его не пущу.

Полторанин: Борис Николаевич, по опросам москвичей вы сегодня идете на первом месте.