– Надо бы у трудовика изоленты подтянуть, чтобы Фасолю клюшку уделать. Я присмотрел, где он её затырил, – Анастас раздёрнув улыбку, глянул на Тоя.

– Мастерская закрыта. Сегодня труда нет. Что-то другое придумаем, – сказал Той и косорыло прикусил губу.

– Сёдня у девятого “б” “дрочка” напильником… кажись четвёртым уроком. А Михеч с обеда “примет”… так он и вспомнит, что я не из “б”! – резонно возразил Анастас и хохотнул.

– Тогда возьми там ещё и кусок фанеры… где лобзики на стеллаже лежат… вот стока на стока, – Той пальцами показал размеры, – чтоб лишнего не пилякать! – утвердил он словами показанный размер.

– Да понял я, понял! – Анастас оглядел парней с видом победителя.

– Сделаешь всё минут за десять. Перед классом достанешь из рюкзака карты, войдёшь и скажешь: дома забыл новые контурки, бегал домой, вот, мол, и опоздал. Я сразу географичке затарабаню какую-нибудь херню, она про твой дневник забудет – со мной начнёт разбираться, – проинструктировал Той Анастаса.

– Да ладно. Мне чё. Пусть пишет. Мамка дневник уж сто лет как не смотрит.

Анастас жил без отца. Но как казалось парням при редких встречах с матерью Анастаса – она была весьма строгих правил. Нет, конечно, она его не охаживала ремнём за провинности, но наряжала работой по дому и сараю, а к этому Анастас был весьма ленив.

– Да ладно, парни, чё выдумывать-то. Я с этой “палкой” ещё хорошо смогу в воротах на валенках постоять, – попытался было Фасоль разрушить проговорённый план.

– Всё, решили! – закрыл обсуждение Той и дальше уже никому не следовало что-либо дополнять и уж тем более пытаться изменять.

И тут неожиданно засуетился Толстый. Сдвинув Анастаса, он втиснулся между Тюлем и Тоем, чтобы хорошо видеть заходивших в школу десятиклассников. «Большаки» всегда накапливались на крыльце школы и втягивались в обитель знаний только пред самым звонком. Толстый же расположился так, чтобы не пропустить Райку – предмет своего обожания. Райка, по мнению многих, включая и учителей, была самая красивая девчонка в школе. В неё были тайно влюблены многие парни и даже из седьмых классов, не говоря уже о девятых. Райка была сестрой Гешки, учившегося в классе Тоя и он, бывая в гостях у одноклассника, тоже недвусмысленно поглядывал на изящные чёрточки губ и глаз сестры Гешки. Райка тоже примечала Тоя, но с некоей снисходительностью взрослой девушки к симпатичному мальчишечке. Их взгляды, встречаясь, взаимно удерживались друг на друге и порой неприлично долго, а разъединялись прохождением мимо друг друга, либо под воздействием окружающих, переключивших на них своё внимание.

Некурящая часть десятиклассников, уплотнившись и негромко переговариваясь как ледокол продиралась сквозь “мелкоту”, заполонившую весь холл, отодвигала эту “шугу” к стенам коридора и, высвободившись из толчеи, уже рассредоточено вплывала на лестницу, ведущую к знаниям. Затем, расщелбанив по сторонам окурки, в школу влетали курильщики; они выхла́пывали из себя остатки дыма и, при необходимости раздавая «мелкоте» подзатыльники, бежали к лестнице.

В компанию Тоя, затесавшись между Фасолем и Анастасом, приблудил Хлюпа – одноклассник и хулиганская “шестёрка”. Той к нему не благоволил, но и не относился с категорическим неприятием. Он воспринимал Хлюпу как интерьер чужой квартиры – ну есть и есть.

Хлюпа что-то дерзил Анастасу по поводу его сестры десятиклассницы – прыщеватой “серой мыши”, оступившейся на ступеньке и стоявшей теперь в нерешительности на лестничной площадке. Анастас натирал кожу на своих щеках желваками и, раскрасив их в малиновый цвет, тем не менее, продолжал молчать. Фасоль слушал этот трёп и хмылил улыбку, обозначавшую то ли презрение, то ли недоумение, то ли ехидство. А в результате у него получилась этакая смесь стыда, коварства и сочувствия.