– В схватке нет места робости и сомнениям, юный господин, – произносит старший Страж. – Только сила, упорство и мастерство. Попробуйте вновь.

Златовласый юноша останавливается на краю тренировочной площадки. Сложив руки на груди, наблюдает скучающе, как мальчик наносит новый удар.

– Вкладывайте больше веса, юный господин. И не забывайте о дыхании. Выпустите его резко, толчком, – терпеливо объясняет старший Страж. – Ещё раз. Вы должны почувствовать каждую мышцу, запомнить верность этих ощущений, а после довести до привычки.

Златовласый юноша морщится. Пересекается на миг взглядом с мальчиком, и колкая уничижительная улыбка кривит юношеские губы, распаляя жаркий стыд. За неуверенную стойку, за неумелость слабого тела, за само своё существование. Неправильный. Ненормальный. Разочарование.

Поспешный удар. Ссутулится княжич, охваченный острым желанием провалиться сквозь землю. Недавний идеал оказывается совсем иным.

– Сун, тебе что-то нужно? – замечает златовласого юношу старший Страж.

– Нет, – злорадно задорен прекрасный лик, вздернут подбородок.

Презрение на языке. Презрение и отвращение. Неужто тщедушный щенок и есть господский сын? Как мог грозный и всесильный потомок Вестников породить нечто столь жалкое, столь тошнотворно мягкое, напрочь лишенное звериной жилки. Немыслимо.

– Тогда, Сун, посвяти время тренировке. А вы, юный господин, – голос старшего Стража становится тише. Пальцы поправляют хват, прежде чем коснуться живота и спины мальчика, возвратить ему осанку. – Не отвлекайтесь. Вы постигаете искусство, и кроме него вас ничего не должно заботить. Это требует немалого труда и кропотливости. Китка, – младший Страж ожидает указаний. – Покажи медленней. Пусть юный господин разглядит получше.

Плач в ночи. Скулеж, зовущий на помощь, умоляющий выдернуть из объятий темноты. Чужие фигуры прячутся по углам, незримо крадутся ближе. Расщепление: сотни и тысячи нитей, живых и оборванных. Приходят отпечатками былого, приходят отголосками чужих снов. К княжичу, не способному с ними совладать.

Забивается в угол комнаты мальчик с лисенком в руках, с ужасом на перекошенном лице, внимая тому, что недоступно остальным. Погружаясь с головой, выныривая на мгновенье, прежде чем продолжить тонуть. Никто не приходит его спасать.

Идут секунды, минуты, часы. Плач затихает, княжич смиряется. Костенеет в одинокой темнице, не смея сомкнуть глаз, пока хватка глубины не становится притягательной, а молитва не двигает губы, представая пред внутренним взором храмом, пламенем в чаше и сгорбленной фигурой настоятеля. Череп божества на алтаре делится мудростью. Дар продолжает нашептывать призрачными образами.

– Пожалуйста, мой дорогой супруг, пустите меня к нему, – приглушенный болезненный стон.

– Молчи, – зажимает ладонь рот.

Княгиня покорно терпит. Ощущая сбитое прерывистое дыхание на шее, но мысленно продолжая стремиться туда, где сквозь коридоры находятся заветные покои сына. Мужские пальцы в волосах. Отвести взгляд. Его принято отводить. Распахнутый рывком ворот обнажил грудь грубой ласке. Кровавые раны укусов – словно пытались вырвать куски плоти. Колышется задранный до талии подол. Движение бедер меж бедер. Она – его собственность. Как и ребёнок. Как и всё в доме.

– Вы так красивы, матушка.

Её любовь улыбается. Синяки пролегли чернилами бессонницы, но глаза полны обожания. И не удерживается княгиня: порывисто целует сына в щеки, в лоб, в веки. Так хочется прижать, задушить в объятьях, отдать сердце. Но она уже отстранилась, она уже возвышается над ним – утончённое творение искусства. Широкий пояс подчеркнул талию, расшиты серебром рукава. Горная река и красные камелии. А заколки притаились сапфирами в высокой прическе, кость тиары белеет оленьими рожками над хрусталем рясн.