– Ответственность не должна давить, лишь придавать силы, – напутствовал Белогор. – Со мной Идвар вряд ли согласиться сразиться в поединке.

Едва заметная усмешка мелькнула и сразу же погасла на лице волхва.

– Почему? – вырвалось у меня.

– Силы наши с Идваром примерно равны. К тому же я знаю, как сражаться с берсеркерами. Но главное даже не это…

Волхв замолчал, устремив взор на меня, при этом глядя мимо моих глаз, предлагая мне таким образом самому дать ответ на возникший вопрос.

– Скорее всего, Идвару даны прямые указания, кого первым лишить жизни, – обоснованно предположил я.

Белогор только лишь кивнул. Его лицо было одновременно и серьезным, и суровым, но в то же время на нем брезжила усмешка, пробивавшаяся в глазах воина. Все-таки, глядя на Белогора, у меня в данный момент не поворачивался язык назвать его волхвом. Передо мной сидел предводитель отряда, которому безоговорочно подчинялись все мужчины поселений, находившихся в Сважье.

– Ты первый. Я выступаю сразу после тебя. Гвирда перед тем, как покинуть Русь, «замолвил» за нас словечко, доверив дело нашей ликвидации в надежные руки. Он пообещал только лишь за увечья немалую сумму золотом. Мимо этого варяги не пройдут.

– А обещал против нас вражду не раздувать.

– Зря ты обижаешься или в чем-то упрекаешь Гвирду. Он никого подстрекать не будет прямо. А кто ему мешает намекнуть невзначай в разговоре, что заплатит звонкой монетой за наши с тобой головы, но особенно за твою? Никто. И это не считается прямой работой против нас. Формально данной клятвы не нарушал Гвирда.

– Но он обещал гривны и золото за наши смерти!

– Особенно за твою смерть раньше указанного срока.

Я непонимающе посмотрел на Белогора. Волхв вздохнул, отложил в сторону топорик, на который опирался, уперев древком в землю и, сидя на упавшем дереве, пояснил:

– Линия твоей жизни и судьбы, как я вижу ее сейчас, суммарно в любом случае оканчивается где-то в возрасте за девяносто лет. Это в любом случае тот срок, который ты можешь прожить, имея должную подготовку. Его ты можешь увеличить, укрепляя себя, – волхв прищурился, прикидывал, сколько же еще я могу прожить и возвестил после размышлений: – На двадцать, а то и тридцать лет. Это зависит от того, как ты сможешь организоваться и найти для усиления позиции силы и время, обрести знание, как это правильно сделать. Ведь ситуация с годами вряд ли улучшится…

– В будущем волхвы, как и сейчас, будут гонимы?

– Лишь некоторые из них, – слабо усмехнулся Белогор.

– Как мы?

– Честно, я не вижу, чтобы у тебя были проблемы с соображением. Почему ты спрашиваешь меня о том, что и так понятно? Ты не видишь на что рассчитывают Гвирда и Вражень, их помощники, даже тот же Вегул?

– Время Аскольда закончится бунтом русичей.

– Это да, но главное, кто возглавит сход волхвов-радетелей. Если это место займет Вегул или кто-то из ставленников Гвирды и Враженя, их группы, тогда Русь ждут трудные времена. Нужен другой волхв – глава волховского схода и Руси. Ты понимаешь, о чем я толкую?

– На меня намекаешь? Но до того времени еще столько лет пройдет.

– Ты и оглянуться не успеешь, как встанет такой вопрос. Время очень быстро летит.

– Я не готов.

– А кто тебе мешает это делать, не готовясь?

– Как?

– Никто тебе этого не подскажет. Знание родится внутри тебя или придет в процессе размышлений. С этими вопросами к ведущим не обращайся. Все равно ничего не скажут.

Белогор намекал на ведущих Чертога, на Дарза и Ладицу. Честно говоря, я уже год не выходил на Чертог, учитывая постоянно ухудшающуюся ситуацию. Но в момент беседы эта ситуация казалась мне наихудшей. Никогда я еще не попадал в жизни в такую, как считал, переделку. Об этом я Белогору и сказал: