Сигизмунд Феликсович Либрович:
Иван Александрович – как это небезызвестно всем сколько-нибудь знающим его – всегда жалуется на нездоровье, хотя как в семидесятых годах, так и теперь никто не решился бы назвать его больным, судя по бодрой, живой внешности.
Анатолий Федорович Кони:
Нервная восприимчивость, сидячая по необходимости жизнь и сильная склонность к простуде отражались на его настроении иногда в чрезвычайно сильной степени. До чего это доходило, видно из письма его к Стасюлевнчу в 1868 году из Киссингена: «Подул холод, – пишет он, – нашли тучи, и все это легло мне на душу, и опять наверх всплыли мутные подонки, и опять я бросил перо, повесил голову и стал видеть скверные, преследующие меня сны; опять дружеские лица стали обращаться во врагов и кивать мне из-за углов. Мне опять стало душно, захотелось и в воду, и в огонь, и в Новый Свет бежать и даже уйти совсем на тот свет. Стоит ли писать дальше?»
Дмитрий Николаевич Цертелев (1852–1911), князь, поэт, публицист и философ. В 1890–1896-м редактировал московский журнал «Русское обозрение»:
Гончаров любил иногда подтрунить над старым швейцаром гостиницы. Раз, входя в нее, он совершенно серьезно спросил его:
– Не у вас ли остановился Робинзон?
– Как? – переспросил швейцар.
– Робинзон Крузоэ, – пояснил Гончаров.
В другой раз, выходя из той же гостиницы, Гончаров встретил девицу легкого поведения, которая предложила ему следовать за собой. Он отказался, сославшись на свой возраст.
– С меня чего взять… я старик. А вот там идет купец богатый, богатый, – указал он девице на шедшего впереди Михаила Матвеевича Стасюлевича.
Сигизмунд Феликсович Либрович:
С удивительною откровенностью сознается, например, Гончаров, что для него «не было в жизни ничего гнуснее, как платить за книгу».
Эти слова буквально взяты из письма Гончарова к издателю «Голоса» Краевскому от 20 декабря 1868 года. Они отнюдь не брошены случайно, не составляют того, что французы называют façon de parler[2], нет, Гончаров был убежденным врагом покупки книг. В моих воспоминаниях о Гончарове, много лет назад, еще при жизни автора «Обломова», печатавшихся в «Нови», я рассказывал, как Гончаров заходил в книжный магазин М. О. Вольфа и брал французские романы для прочтения. Маврикий Вольф, зная слабость Гончарова и его скупость, охотно шел навстречу творцу «Обломова» и давал ему все французские беллетристические новинки. <…>
Но Гончаров никогда не оставлял у себя взятых книг, не «зажиливал» их, как говорится, и возвращал в полной сохранности, разрезывал осторожно, обращался с ними необычайно бережно. <…>
Личная библиотека Гончарова состояла из очень немногих книг, преимущественно «подношений» авторов, и классиков, среди которых первое место занимал излюбленный автором «Обломова» Грибоедов; старый, зачитанный экземпляр сочинений творца «Горя от ума» лежал у Гончарова всегда на столе. Но даже сочинения Грибоедова не были куплены Гончаровым: ему поднес их Краевский в нарядном переплете, с соответственной надписью.
Привычки, правила и предпочтения
Евдокия Петровна Левенштейн:
Дядя придерживался строго определенного режима, вставал в восемь часов, делал себе холодные обливания и, окончив свой туалет, отправлялся гулять, а после прогулки приступал к своему обычному завтраку à l’anglaise, как он говорил, состоявшему из бифштекса, холодного ростбифа и яиц с ветчиной, – все это он запивал кофе или чаем. В остальное время он придерживался нашего домашнего режима.
Перед обедом он делал ручную гимнастику. Помню, раз в аллее сада я застала его неожиданно за гимнастикой…