Каникулы начались неожиданно и очень по-семейному. Зато уже через несколько дней, покоричневев, загорев, пропитавшись зноем, я потерлась котенком, ласковым клубком прикатилась на его колени, признав за ним бесспорное лидерство и вместе с ним право организовывать мой летний досуг.

Мы не замечали очевидного, и в этом, несомненно, было наше преимущество двадцатилетних.

Глядя на своего избранника, я готова была оспорить все на свете аксиомы о том, что настоящий мужчина не должен быть хорош собой. Тело, синие бусины глаз, настоящий фетиш в виде татуировки, все вместе воплощало в этом существе любые мои девичьи мечты. После него лишь однажды в своей жизни я рассматривала отдельные части тела человека как произведение искусства. Дьявол в деталях. Но и божественное вдохновение определенно тоже.

Меня немного забавлял тот факт, что моим принцем, моей излюбленной фантазией и первой любовью стал банальный сосед по летнему домику. Но зато у нас нашлись общие корни, которые мгновенно проросли друг в друга и, сцепившись единожды, много лет не давали забыть о том времени.

Нам, наверное, завидовали многие вокруг, но я ничего не замечала, мне все равно было все, что не имело отношения к нему, моему. Мы писали ласковые записки. Мы, конечно, жили без сна, без еды, без воды, без дней и ночей, только одними общими минутами, наши вдохи и выдохи были синхронны.

Свет проникал в машину через маленькую щелку в приспущенном окне, я лежала на его коленях, повернув лицо, и, глядя в потолок, плакала. Он гладил мой лоб, держал мою руку, а я все плакала от счастья быть рядом, дышать одними молекулами, а он только шептал: как же нам повезло, как же повезло…

Я уже почти не помню деталей, мое тело не умирает больше без его кожи, без его кодов. Но только изредка он снится мне спустя почти 10 лет в протяжных, тоскующих снах, и я просыпаюсь в горячих простынях, залитых воспоминаниями.

Это не могло произойти случайно, случайностей не бывает. Он посмотрел на меня исподлобья – вскинул мутное золото глаз, и навязчивая надежда, на то, что все еще можно исправить, испарилась.

Я уже трогала его пальцы, вдыхала теплые от алкоголя губы, пробовала на вкус запах волос. Танцевать опасно.

Что еще в сумме может вызвать такую реакцию? Вполне достаточно для сильных ощущений первого вечера, когда уже все понимаешь, и уже не можешь отпустить, вернуть кому-то. Даже если не твое, даже если знаешь, что нельзя.

Почему некоторые становятся чьими-то мужьями раньше, чем узнают о твоем существовании? А еще во сто крат хуже, если он знал, всегда знал и выбрал не тебя. А теперь одумался, но уже поздно уже тянет там, вязкая, как смола женщина и сахарки-дети. А еще смешнее, глупее, что сначала он принадлежал тебе, был твой, растворенный, замученный ночным счастьем и дневной разлукой, а потом голова мужчины, глупая, истерзанная логикой и сиюминутными комплексами, повела его в сторону обид и страхов.

Ушла половинка, не дожив до 2 лет пару месяцев, отодралась с кожей, избороздив в кровь сердце и отрезвив мозг.

Прошло несколько лет, и теперь я держу в руках его плечи, а на нас смотрят люди, и так странно у всех на глазах терять волю, превращаться в любовницу собственного поумневшего, но уже несвободного мужчины.

Превращения не состоится. Я не пони – бегать по кругу.

Кто последний добежит до двери, тому придется мыть посуду.

Так было в детстве, мягком, полусонном, и очень долгом, как мне всегда казалось.

Теперь приходится бежать еще быстрее, и ладно бы, если только из-за посуды…