– Вооот! – болтает ногами, одновременно ковыряется в носу. Достаёт козявку, внимательно разглядывает, вертя пальцем то так, то эдак. – Короче, ему было триста пятьдесят шесть двадцать лет. А на крючке у него червяк. Вот такой! – пальчики разводит в стороны, показывая размер червяка. Посчитав размер незначительным, разводит уже ладошки.

– Вот такой ширины он был, вот такой высоты, – складывает пальцы колечком – и вот такой ужины.

– А длины? – мне уже интересно.

– А, длины-то… Ну, вот смотри – как вот от шкафа и до… Урманного примерно.

Всё, для меня на этом прикол кончился – я начинаю бессовестно ржать. Урманный – деревня, откуда она недавно вернулась. У бабушки гостила, если можно назвать таким простеньким словом четырёхмесячное пребывание с некоторым перерывом на отпуск. Двести километров от нашего города. Улыбается – прикол не в этом, но, кажется, удался!

…Жека читает. Читает с упоением человека, научившегося чему-то новому, читает всё, что написано: бегущую строку по телевизору, рекламный плакат в автобусе, и очень хорошо, что на городских заборах нет надписей! Особенно у неё хорошо получается читать рекламу – не знаю, что за странное пристрастие! Я читаю газету, она устроилась у меня на животе. Читает с оборота, по складам, совершенно не расставляя ни ударений, не меняя интонации.

– Не-де-лай-те-при-во-рот… Два-шага-до-сча-стья…

Я не могу толком понять, про что именно она сейчас читает – с первого раза у неё плохо получается расставить паузы. Поэтому автоматически переключаю внимание, и совершенно не понимаю – о чём я читаю сама. Начинаю раздражаться.

– Жендос, отвянь. Ну, отстань же! Ну я читаю же!

Начинает меня передразнивать, коверкать язык, приставать, лизать в щёку – знает, терпеть этого не могу! И тут же:

– Мамочка, а хочешь прикол расскажу?..

Реклама

Жека обожает «делать рекламу». Делает это как настоящий профессионал – с моим телефоном в руках, всё записывает на камеру. Рекламирует всё – от пачки сока, стоящего на комоде и заканчивая кнопочками на телевизоре. Правда, при этом у неё становится противный голос, видимо, она подражает тётеньке-диктору.

– Это замечательный сок. Питание детей от трёх лет. От трёх детей. Вот такие тут абрикосы. Жёлтые-прежёлтые. А сейчас у нас большой праздник с пауками! (поёт) Вот мама, вот компьютер, вот колонка, вот пальчИки, вот…

Замялась. Слово в рифму никак не подберёт. Рифма – это важно! А мне что-то сока захотелось. Абрикосового.

– Вот черника, абрикос, вот и мама, мамин нос. Фотография, часы… – это песня. Рекламная длинная пауза.

– Вот кнопочки. Кто не видел, подойдите поближе… – сосредоточенно бормочет, приближая телефон на максимальное расстояние к тем кнопочкам. Мне тоже интересно, я оглядываюсь.

Потом все записи безжалостно уничтожаются. Жаль, я иногда эту ересь слушаю с преогромным удовольствием. Парочка была на старом телефоне, но что-то мне подсказывает – после того, как я отдала телефон брату, они утеряны безвозвратно. Много позже меня посетила гениальная в своей простоте мысль – надо было сначала скинуть все записи в этот телефон, или в компьютер даже, а уж потом отдавать! Но, увы, уже давно поздно.

А ещё мне кажется, что у нас похожи голоса. В записи, по крайней мере. Но это у нас семейное – когда дома звонит телефон, никто никогда не угадает, кто взял трубку – я, мама или мой младший брат. А теперь ещё и Женя.

Не менее ей любим диктофон. Она записывает всё. В принципе, для неё одинаково – что камера, что диктофон. Только если она рассказывает про пальчики – в камере, естественно, она может их показать. Песни! Ох, как жаль, что я не отличаюсь хорошей памятью на её песни! С рифмой там точно всё в порядке, иногда замечательно для этого служит универсальное слово «вить-вить».