– Вот, мне сказали, чтобы я… То есть, чтобы вы…

– Я все слышал, Теодорос, – со вздохом ответил владелец виллы.

Он встал из-за стола, убрал в карман телефон, пакет с камнем и протянул старшему инспектору руку для прощания.

– Ну, что же, сделаем, как просит генерал, раз интересы дела того требуют. Я уберу камень в сейф и уеду в долину. Манна и его эксперта из аэропорта заберу на обратном пути сам. Вы сегодня ужинаете у меня, так что никаких перекусов на пляже! Никакого жареного сыра с тцатцики с пивом перед ужином! Идеально пустой желудок! Иначе повар Петрос этого не поймет и не простит. Тем более, что у нас сегодня на ужин ваши любимые фаршированные кальмары и ягненок на гриле!

Человек, взглянувший на него, уже готов был сознаться, что в этой чудной душе кипят достоинства великие, но которым одна только награда есть на земле – виселица.

Н. В. Гоголь, «Сорочинская ярмарка».

Немигающий, тяжелый взгляд черных глаз дворцового казначея султаната Кутуб Шахов, словно ударом хлыста, ожег прибывших издалека гонцов, немедленно упавших перед ним на колени.

Миргимола снова раздраженно пошевелил в нервном нетерпении тонкими худыми пальцами. Перстни на них издали брякающий звук, словно гремучая змея лениво пошевелила своим хвостом.

Стража, сопроводившая прибывших от самых ворот, отступила на несколько шагов и замерла неподвижно.

Гонцы, чья разодранная и выгоревшая на солнце одежда пропылилась насквозь, а кожаная обувь протерлась до дыр, лежали ничком, упав на колени возле украшенного золотом и шелками тахта17 и, уткнувшись исхудалыми лицами в мозаичный пол малой приемной залы дворца Барадари, терпеливо ждали, пока не соблаговолит заговорить тот, кто послал их в дальний путь, и к кому они вернулись, спустя столько долгих месяцев, с пустыми руками.

Наконец Миргимола слегка наклонился вперед, и рубиновый сарпенч18 в виде скорпиона, с занесенным ядовитым жалом, полыхнул в огне факелов стражи зловещим кровавым отблеском. Голос у казначея был скрипуч и язвителен.

– Как вы посмели явиться обратно, не исполнив требуемого? – произнес он, надменно кривя узкие губы. – Вы должны были добыть этот синий камень для сокровищницы великого Кутуб Шаха! Знаете, презренные, что теперь вас ждет? Вы обманули мое доверие! Вы подвели меня! Если я не услышу убедительных объяснений, клянусь Аллахом, до утра вы не доживете – я услышу ваши предсмертные хрипы из зиндана19 прежде чем на небе взойдет Альрукаба!20

Миргимола говорил по-персидски, дабы не дать возможности стражникам из местных индусов понять суть важной беседы: не для их недостойных ушей было то, что собирался сказать казначей и главное – то, что он собирался услышать. И даже говоря на своем родном языке, который в этой зале знали лишь он и его гонцы, он как опытный царедворец старался очень внимательно следить за своими словами и не слишком повышать голос.

– Храм охраняется, о, господин, – смиренной скороговоркой, по-прежнему глядя в пол, негромко произнес старший группы.

Двое его помощников, помоложе, в страхе молчали, сотрясаясь крупной дрожью.

– Двенадцать вооруженных воинов, сикхи из Пенджаба21, силой мы бы не смогли одолеть их…

– Сикхи? – недовольно поморщился Миргимола, откидываясь назад на мягкий и удобный валик, обшитый шелком, и на мгновенье задумался. – Что делать сикхам у буддийского храма? И что за божество там находится? Чей это храм?

– Храм очень древний, о, господин, – все той же скороговоркой, но уже чуть более размеренно отвечал ему гонец. – До него месяц пути от дворца великого Шаха Голконды! Мы долго искали его, пока, наконец, не нашли. Храм находится в лесу, у самого подножия гор. Вырубленный в скале, он надежно скрыт от посторонних глаз. К нему ведет тайная тропа, но ее знают только хранители. Божество они зовут Акшобхья, что на их языке означает «непоколебимый». Мы не смогли проникнуть в сам храм: туда пускают только паломников, да и то – лишь в дни священных праздников. Но из разговоров тех, кому удалось в нем побывать, мы поняли, что у Акшобхьи тело синего цвета, в его руках колокольчик, драгоценный камень, лотос, на нем самом – три одеяния, а рядом с ним – молитвенный барабан и меч. Местные жители говорят, что храму столько же лет, сколько солнцу и луне!