От группы отделился человек, единственный, кто был без оружия, и направился к нам. Он поздоровался со мной на афганский манер, обеими руками, затем с летчиками, и я услышал, что они сказали ему, что я русский переводчик, и сегодня за старшего. На вид ему было лет сорок, невысокого роста, без бороды, в коричневом помятом костюме, на голове каракулевая феска. Он махнул кому-то рукой и, повернувшись ко мне, сказал, что сейчас нас покормят, что призывников набрали десять человек, а за час он управится с документами, и мы можем лететь обратно, и быстрым шагом ушел в сторону крепости.

Нам накрыли стол недалеко от вертолета, принесли вместительную чашку плова, маленькие палочки шашлыка в перемешку с курдючным жиром, свежие, еще горячие лепешки и чай со сладостями. Где-то через час, как и было обещано, появился этот человек с листками документов. Летчики пошли готовить вертолет к взлету. Подойдя ко мне, он улыбнулся какой-то доброй улыбкой и сказал на чистом русском языке без каких-либо признаков акцента:

– Ну, привет. Тебя как зовут?

Сказать, что я опешил, ничего не сказать. Встретить в такой глухомани, в предгорьях Гиндукуша, в сотнях километров от границы человека, который говорил по-русски, как уроженец СССР, выходило за всякие рамки реальности.

– Откуда вы? – оторопело спросил я его, назвав свое имя. Откуда знаете так хорошо русский язык?

– По свету много хожу, – улыбнулся он, уклонившись от ответа. – Но я к тебе с сердечной просьбой: возьми на вертолет почтенного старика, ему очень надо в Кундуз.

Несмотря на инструкцию не брать с собой на борт посторонних, я то ли был обескуражен приветливостью этого человека, то ли на меня подействовал факт того, что он говорил со мной по-русски, я дал добро. Ко мне подвели почтенного старца, на вид ему было лет сто, весь в белом, в белой чалме. Его лицо обрамляла белая седая борода почти до пояса. Одной рукой он держался за видавший виды деревянный посох, отполированный руками и временем, другой – перебирал небольшие светлые четки, составленные из крупных неровных перламутровых бусин. Низким, но удивительно чистым голосом он поблагодарил меня. От него будто исходил свет, настолько благородство облика, голоса и манер сливались в единую гармонию человека, достигшего духовных высот. Летчики, увидев старца, торопливо выпрыгнули из вертолета, чтобы выказать своё почтение и пожать его руку, при этом уважительно приложились к ней губами.

Подошла группа призывников, все под два метра ростом, с деформированными головами, с будто срезанным затылком, в рваных цветных чалмах. В их облике меня что-то первоначально неприятно поразило, и только уже в вертолете я обнаружил причину: у каждого шеи были невероятно раздуты. Отсутствие йода в воде горной местности частенько являлось причиной нарушений работы щитовидной железы и это оказывало негативное влияние на формирование скелета и черепа. Высоченный рост и свирепость облика вкупе с этими раздутыми шеями заставило меня слегка напрячься и покрепче сжать в руках автомат. Я постарался придать себе воинственный и суровый вид. Когда вертолет начал разбег, подпрыгивая на неровностях почвы, весь трясясь под аккомпанемент ревущего на полных оборотах двигателя, призывники вдруг упали на пол, заплакали и запричитали, громко взывая к Аллаху. Вертолет взмыл в воздух, накренившись, потом как-то нехотя выровнялся и стал постепенно набирать высоту. Я ободряюще улыбнулся и, стараясь перекричать гул двигателя, сказал, что все хорошо, долетим благополучно. И на моих глазах произошло волшебное преображение лиц: вместо свирепых дивов и ракшасов из восточных сказок на меня, утирая слезы, смотрели, улыбаясь во весь рот, юные, несмотря на свой рост и свирепый вид, совсем еще мальчишки, никогда не видевшие ни вертолета, ни города. Один из них стал прихлопывать в ладоши, и они все вместе дружно подхватили какую-то песню, слов которой было не разобрать из-за гула двигателя. Старик порылся в своей холщовой сумке и с приветливой улыбкой протянул мне связку нанизанных на нитку чищенных грецких орехов. Жест был настолько искренним, что отказываться было неудобно.