Всё настолько сложно устроено между нами, людьми, на самом деле, что вопросы типа: кто я? зачем родился? зачем и чьё занял место? что могу и должен делать для сограждан, подчинённых, если уж занял какое-то место? – до́лжно вывести за пределы круга избранных и распространить среди президентов и министров, судей и депутатов, бюрократов всех рангов и уровней вообще.
Эти вопросы должны постоянно в них присутствовать, рождая сомнения, побуждая к подлинной коллегиальности, пробуждая совесть и богобоязненность, с одной стороны; в то время как, с другой стороны, действия перечисленных персон – их слова и решения – должны подвергаться сомнению и контролироваться как можно бо́льшим числом сторонних наблюдателей из других слоёв общества.
Предположим, что сторонний наблюдатель, засевший в какой-нибудь конторе, например, и призванный по долгу службы составлять мою анкету – а добровольно жизнь других может наблюдать только полный идиот – на дух не переносит – по целому ряду осознаваемых и ещё большему ряду неосознаваемых причин – мой тип людей; или персонально меня. При этом день ото дня он наблюдает и наблюдает за моим отражением в своём собственном внутреннем мире. То есть моё отражение в его внутреннем мире находится в неблагоприятной среде; оно вызывает в нём негативные чувства и реакции. Кроме того, что наблюдатель в принципе не способен объективно транслировать информацию обо мне – или ком бы то ни было, – он ещё негативно ко мне относится, то есть, находится на полпути, чтобы желать мне зла (часто автоматически), на полпути к тому, чтобы совершить должностное преступление, оклеветать, оболгать (или чёрным магом) и, следовательно, на полпути к тому, чтобы погрузиться в муки ада.
Примем на веру – вдруг кто-то не испытывал чувства глубокой личной неприязни – мысль о погружении в ад того, кто словом, делом, помышлением желает зла другому… Лично меня это чувство настигло на пике противоположного ему чувства – любви – и скажу – это был действительно ад.
Я бы с лёгкостью проигнорировала тот факт, что какой-то сторонний наблюдатель погружается из-за меня в ад, если бы – вольно, или невольно – желающий зла мне – или кому бы то ни было – тип, погружаясь в ад сам, не тащил за собой меня, или того, из-за кого он, собственно, в этот ад и погружается…
Предположим, сторонний наблюдатель, созерцая ваше отражение в омуте своего внутреннего мира, не испытывает к вам негатива; всё равно, даже в этом случае, может оказаться, что наблюдающий вас не обладает достаточным набором знаний, опыта, чтобы сделать хотя бы приблизительно верные выводы в отношении отражаемого в его источнике. Или, он может оказаться попросту больным в период наблюдения, или воды его внутреннего мира могут оказаться замутнены из-за семейных неурядиц, например.
Или, в конце концов, «наблюдатель» может оказаться писателем, и, параллельно за наблюдением и анкетированием чьей-то жизни, писать роман, то есть быть, мягко выражаясь, несколько не в себе, и, по этой причине, путать сведения, что нужно фиксировать в анкете, с теми данными, что нужно сохранять на страницах своей рукописи, в другом файле…
Это частое явление, на самом деле. Меня, например, прописали однажды по несуществующему адресу, а когда я указала работницам паспортного стола на ошибку, они исправили её, выдав новый паспорт под другой фамилией, с отметкой о вступлении в брак. Я смотрела в глаза этим девушкам – паспортисткам – точно зная, что они меня не видят. Первый раз они ошиблись бог знает по какой причине, а второй раз из страха, что вскроется первая ошибка…